Кодекс Агента. Том 3 (СИ)

Тьма меня забери! Сажусь рядом с парнем и приобнимаю его за плечи. В утешители я не гожусь, это факт. Развеселить или покуражиться — это запросто, а вот проявлять сострадание не умею. Не научили, потому что для любого агента это кандалы. В идеале агент вообще должен быть социопатом, но, Слава Разделенному, до социопатии мне столь же далеко, сколь и до полноценной эмпатии.

Лимузин останавливается у входа в Оружейную палату, но мы не выходим из машины. Бестужев приводит себя в порядок, и я чувствую, что парню стало легче — он выплакался. Выплеснул горе, тяжестью которого не мог поделиться ни с кем.

— Спасибо! — тихо произносит он и смотрит на меня привычным холодным взглядом.

А затем открывает дверь и выходит из лимузина. Я следую за ним, и мы останавливаемся перед желто-белым фасадом трехэтажного здания, подобных которому в Москве тысячи. Невзрачное оно только снаружи, внутри собраны самые ценные сокровища правящих династий Империи. В детстве я сбежал от преподавателей сиротского дома сразу после посещения именно этого музея.

Из-за состояния Наследника Престола Кремль закрыт для туристов, и мы с Бестужевым гуляем по пустынным залам вдвоем. Я рассматриваю творения древних мастеров, которые, честно говоря, особого интереса не представляют. Сотню лет назад среди них случайно обнаружили могущественнейший артефакт, созданный еще при жизни Разделенного, но вряд ли мне выпадет такая же удача, и потому я неспешно перехожу от витрины к витрине, делюсь впечатлениями и постепенно втягиваю обычно молчаливого Бестужева в разговор.

Когда мы заходим в зал парадного оружия, парень на время забывает о терзающем его горе, и в его глазах разгорается неподдельный интерес. Мне скучно, но я поддерживаю беседу. Иногда даже мнение о том или ином клинке высказываю, хотя, честно сказать, драться умею только на кинжалах. Агентам не нужны двуручные мечи, их сложно спрятать на грудной перевязи, на бедре или в паху, в отличие от миниатюрных клинков.

В зале артефактов скука поглощает меня окончательно. Смотреть на тысячи пустых безделушек и читать о том, что с их помощью творили в прошлом наши беспринципные, но героические предки неинтересно. Я машинально следую за не на шутку увлекшимся Бестужевым и держу пальцы скрещенными за Андрея.

Коллекция подарков Темных немного оживляет мой интерес, но их артефакты и оружие практически не отличаются от наших, что и понятно, потому что жесткое размежевание цивилизаций произошло относительно недавно.

Историческая одежда поражает не роскошью и вычурностью, а прежде всего размерами. Мысленно я ставлю себя на место молодого аристократа, которому досталась в жены бабища в три раза шире его, и гадаю — смог бы я выполнить с ней супружеский долг или нет. Да еще и не один раз! А ведь выполняли, иначе бы нас в природе не существовало! Хочется взять золотой, украшенный драгоценными каменьями кубок из витрины, наполнить его хорошим вином и махнуть за непоколебимое здоровье предков, не испорченное утонченными порнографическими изысками.

К залу, в котором собраны государственные регалии, я похожу в твердом убеждении, что сделал правильный выбор и мой план прекрасен. Все, что связано с государством и его управлением, мне неинтересно. Ни в ретроспективе, ни в настоящем, ни в будущем. А социология и экономика — особенно. Вчера вечером, слушая увлеченные комментарии Трубецкого о проблемах во всех сферах экономики страны и разглядывая громоздкие графики и таблицы, я радовался, что скоро буду от этого далек. Если выживу.

Управление Империей — не мое, в этом нет никаких сомнений!

Увлеченный собственными мыслями, я не сразу замечаю, что мы оказываемся в небольшом зале, где собраны регалии нынешней правящей династии. Вокруг меня щедро рассыпано золото, изумруды, зеленая эмаль всех оттенков и зеленые же шелка.

— Мы у цели, — сообщает Бестужев и кивает на небольшую витрину, столбиком возвышающуюся в центре зала.

Я иду прямо к ней, игнорируя сверкающее великолепие вокруг. Останавливаюсь у оливковой полупрозрачной маски, покоящейся на темно-зеленом бархате, провожу пальцами по стеклу и вопросительно смотрю в глаза моего верного сопровождающего.

— Ты хочешь ее вытащить? — удивленно уточняет Бестужев, и я невозмутимо киваю.

— Один момент! — с готовностью произносит он, достает из кармана телефон и кому-то звонит.

Чтобы убить время, я блуждаю среди экспонатов, любуюсь портретами многочисленных зеленоглазых предков Романовых и думаю о следующих двух посмертных масках — голубой и желтой. С Воронцовыми мне поможет Трубецкой: нужно будет поспешить, пока договоренности о его помолвке с Еленой в силе. А вот что делать с Нарышкиными — ума не приложу. Наверное, придется просить о помощи Шувалова.

— Добрый день, Ваша Светлость! — меня приветствует похожий на колобка невысокий мужчина, вкатившийся на коротких ножках в зал. — Анисим Петрович Бабушкин, директор оружейной палаты, к вашим услугам!