Кода

Не залпы платьев, не заплат
зелено-желтое удушье —
на девушке был детский плащ,
и ход событий был нарушен.

Он верх одерживал шутя,
он на ладонь был выше юбки,
и шли за ним его поступки
бесхитростные, как дитя.

Под перекрестьями окон
он мог, раскованный, как ветер,
гусарить в уличном балете
гусиным шагом при лафете
из протокольных похорон.

Он шел на канонадный гул
и посвистам не клал поклоны.
Он пальцем не пошевельнул,
Когда я взял ее ладони.

И мне ли старому бойцу
затейных пламенных баталий —
и не к лицу, и не к венцу,
и отпуск близится к концу,
и всё больнее, и так далее.

Но с телефонной хрипотцой
ее встревоженного «Где вы?»
по-прежнему созвездьем Девы
веснушки крапили лицо.

Кура неслась, рукоплеща,
и ветер шевелил аншлаги.
Шел май с цветами и прельщал
рисковым счастьем в полушаге.

Концами строчек

У изголовья сел, на белом
снегу,
взяла ладонь мою себе
под щеку.
Наказ бессонниц был беспечен —
врачуй!
Концами пальцев – от предплечья
к плечу.
Грозило сердце достучаться,
спросить.
Косяк глазами домочадцев
косил.
И свет усиливал сигнал
голосов
и половицы рассекал
полосой.
Пять струн сводили все немоты
в одну —
в разрыв годов, в разлом длинноты
шагнул.
Ожогом губ ловил пять струек
ветров,
мизинец инеем приструнил —
не тронь.
Ознобом магм, на всех наречиях
бездн,
кострами гор лечу в предплечья
небес —
где локтя млечная излука,
и сонь,
где звезды падают без звука
в ладонь.
И край тахты играл провалом
пружин —
манил, как страж, как зазывала,
страшил.
И были губы близко-близко
к губам.
И светофорил скресток рисков —
убавь!
Одним касанием дыханья,
едва —
уснувших ледников молчанье,
и – рва.

Концами строчек – от предплечья
к плечу
твоих возлюбленных предтечей
лечу.
Пусть первенец вторых пришествий
твой лед
следами этих путешествий
прольет.
Пускай – всем лавам вопреки —
на щеку,
на приворот его руки —
ручейку.
Пускай – до розовой тряпицы
в окне —
пускай ему все это снится —
не мне.

Наказ бессонниц был беспечен —
болей!
Концами рек – на всех наречьях
морей.

Письмо в больницу