Код Розы

– Возможно. – Бетт быстро и машинально перебирала родды в поисках настроек правого ротора.

– Разве тебе ни капельки не любопытно?

– Нет.

– Не могу решить, ты чудовищно нелюбознательна или просто обладаешь самым незамутненным мозгом, который мне когда-либо встречался. – Джайлз заложил руки за голову, изучая соседку, будто редкую, неизвестную науке особь. – Что личные телеграммы Гитлера, что воскресный кроссворд – тебе все одно.

– Я занимаюсь дешифровкой, а не истолкованием сообщений. – Бетт смахнула с лица волосы. – Мне неважно, что именно я взламываю. Зачем усложнять, когда в сутках и так едва хватает времени?

– Особенно когда работаешь с моей скоростью, – скорчил унылую гримасу Джайлз.

Он был неплохим криптоаналитиком, но привык работать с трехроторной шифровальной машиной и теперь с большим трудом продирался сквозь настройки четырехроторной абверовской «Энигмы».

– У тебя начинает получаться быстрее, – сказала Бетт, чтобы его подбодрить.

– За тобой мне все равно никогда не угнаться. – Джайлз говорил без горечи, и Бетт это оценила. Некоторых перешедших к ним из Шестого корпуса мужчин приводили в замешательство оригинальные методы работы, принятые в команде Дилли. «Да это же не так делается!» – возмутился один из новоприбывших математиков на своей первой неделе, и тогда Джайлз шлепнул его по лбу пачкой сообщений и заявил: «Вот когда ты самостоятельно взломаешь ключ шпионской “Энигмы”, Джеральд, я стану работать по-твоему. А до тех пор я буду работать так, как мне показала Бетт».

Бетт расщелкала всю свою стопку депеш, подняла голову и покрутила затекшей шеей.

– Что у нас еще есть? – спросила она, почесав Джамбо за ухом.

Пегги принесла ей кружку свежего цикориевого кофе.

– Ночная смена закончилась, Бетт. Иди домой.

– Но меня как раз работа и успокаивает. – Этим утром Озла и Маб уезжали в Ковентри, без них в Аспли-Гиз будет скучно. Уж лучше остаться и на дневную смену. – Если больше ничего не осталось, давай недоделанное из Шестого корпуса.

Пегги передала ей пачку бумаг:

– Очередные места возможных бомбежек. А ссписок кодовых названий городов у Джайлза.

– Loge – Лондон, Paula – Париж… – отбарабанил Джайлз.

Бетт придвинула к себе листы с крибами, взялась за родды и начала работать. Теперь воздушные налеты случались куда реже, чем пару лет назад, но не было никаких гарантий, что рой немецких бомбардировщиков не выскочит в небе, как чертик из табакерки…

– Джайлз, – рассеянно позвала Бетт несколько часов спустя, – а Korn – это кодовое название какого города?

– Korn… Korn… – Он бросил карандаш, разминая пальцы. – Ковентри. Ох, неужто бедный Ковентри снова под прицелом?

– А разве его уже раньше бомбили?

– Ты в шкафу живешь, что ли? В позапрошлом году чуть с лица земли не стерли.

Бетт уставилась на мешанину немецких слов, которые вырисовывались из лежащего перед ней сообщения. Немецкий она так и не выучила, но некоторые термины попадались так часто, что она их уже узнавала. Она посмотрела в текст, увидела Korn и числа – возможно, координаты… И тут ее взгляд зацепился за дату налета: 8 ноября.

– Джайлз, – медленно произнесла Бетт, – какое сегодня число?

Глава 44

Вроде бы Маб уже привыкла к тому, как выглядит город после воздушных налетов, но только сейчас, увидев Ковентри, поняла, насколько масштабы Лондона смягчали впечатление от разрушений. Если в Лондоне рухнет дом, то, по крайней мере, останутся здания по соседству; если на дороге зияют воронки от бомб, автомобили бодро их объезжают. А Ковентри был намного меньше, да и застроен теснее, и потому последствия бомбежек казались поистине катастрофическими. Маб показалось, что повреждений избежало в лучшем случае одно здание из трех, все прочие либо превратились в гору щебня, либо пострадали как-то иначе, о чем свидетельствовали забитые досками окна. Лишившийся крыши старинный собор стоял, открытый всем ветрам. На каменном полу лежал снег, а средневековые окна с обугленными каменными переплетами мрачно чернели на фоне серого неба.

– «Разрушен храм, умчались звоны свода»[68], – процитировала Маб. В этом месяце Безумные Шляпники читали сонеты Шекспира.

– Самый страшный налет случился в ноябре сорокового, – сказал Фрэнсис, тоже глядя на собор. – Более пятисот погибших. Меня в городе не было, но я знал стольких убитых… С тех пор Ковентри бомбили еще дважды, но ничего похожего на тот раз. – Он взъерошил свои каштановые волосы. – Теперь всё в ужасном состоянии, но я надеюсь, что ты еще увидишь Ковентри таким, каким он станет снова, после войны.

Он сказал это, понизив голос, чтобы бежавшая впереди, прямо по лужам, Люси не услышала.

– Люси, вернись! – крикнула Озла, пускаясь вслед за ней в своем нежно-розовом пальто.