Код розенкрейцеров

– Скажите, пожалуйста, молодая женщина с двумя детьми, мальчиком и девочкой, сегодня брала билеты в город?

Кассирша усмехнулась, и Егор понял, что про его вчерашнюю выходку уже известно всему поселку.

– Брала, милок, брала, – ехидно сказала кассирша. – Да и как же ей, бедолаге, не брать.

Сгорая со стыда, Егор бросился прочь, действие бражки хотя и сказывалось, но отнюдь не снимало чувства вины.

«Повеситься, что ли, – в отчаянии думал аспирант, – на ближайшей осине. Тогда она будет знать». Богатое воображение историка мгновенно выдало соответствующую картину: он лежит в простом деревянном, даже не обитом кумачом гробу во дворе своей дачи. Лицо бледное, глаза закрыты, на веках почему-то лежат громадные пятаки. На щеках, как у Есенина, еще видны следы слез. Да, он рыдал! Вокруг гроба толпятся односельчане, путейские рабочие в замасленных ватниках, начальник станции в фуражке с красным околышем. У изголовья, словно скорбный ангел смерти, возвышается Анисья Трофимовна, и тут же любимая и одновременно ненавистная Людмила заламывает руки в неизбывной тоске… Вот так-то, милая! Допрыгалась!

Мысль о самоубийстве была невероятно привлекательна, но неосуществима. Товарищ Олегов хотел жить.

Егор продолжал бродить по лесу и вышел на тропку, ведущую к озеру. Дорога была знакомой. И он машинально зашагал вперед, продолжая пребывать в угнетенном состоянии. Он обличал и каялся, он спорил и винился. Две разные личности разрывали его разум. А это путь, ведущий к безумию.

Когда Егор вышел к берегу, то увидел стоящий неподалеку от воды большой шалаш, возле которого курился дымок костра. Возле костра, на пеньке, сидел какой-то гражданин в шляпе и читал. Прямо картина «Ленин в Разливе», – мелькнула у историка ассоциация. Он присмотрелся. К своему изумлению, он узнал в читающей фигуре Коломенцева.

А этот что здесь делает? Или?!. Не может быть?! Именно к нему ушла Людмила! Вспомнилось: «С милым рай и в шалаше». А дети? Они-то где? Может быть, тоже там. Но тогда… Тогда его нужно убить. Прямо сейчас, пока он увлечен чтением. Подкрасться сзади и дубиной по голове.

– Эй, папаша! – услышал вдруг Егор. – Не надоело?..

Из шалаша вылез какой-то вовсе неизвестный молодец.

– Голову напечешь, – продолжал молодец. – А она у тебя и так с дыркой. Давай деньги, я за жратвой в деревню схожу и пузырь прихвачу.

Коломенцев что-то вполголоса ответил. Молодец посмотрел на лес, как раз в сторону Егора. Олегов пригнулся.

– Ну и хрен с ним! – громко сказал молодой. – Придет или не придет, все равно замочим.

– Неужели про меня? – похолодел Егор. – Очень похоже.

Теперь многое становилось понятным. Этот мукомол явно хотел разделаться с ним – Олеговым. Для этого и явился сюда. Возможно, он в сговоре с Людмилой. Поэтому она и уехала. Вполне логично. А этот нанял уголовника, поскольку сам бы вряд ли с ним справился. Они выжидают. А вечером или, вернее, ночью, прокрадутся в дачу, благо она на самом краю поселка, и прикончат его. Что же делать?

«Постой, – одернули его остатки разума, – а если он просто приехал сюда отдыхать? Для этого и построил шалаш, да не один приехал, а с товарищем. Откуда, скажем, Коломенцев мог знать, что Егор явился домой пьяный и устроил дебош? А что, если Людмила позвонила Коломенцеву и все рассказала. На станции есть телефон. Вполне могла… а потом уехала…»

– Берем сразу за горло, – воскликнул молодец на берегу, – и пытаем!

Пытать хотят! – ужаснулся Егор. Не дожидаясь окончания разговора, он опрометью бросился бежать.

Егор перевел дух только возле первых домов станционного поселка. Он остановился, оглянулся – погони не наблюдалось.

А может, зря он перепугался? Вовсе они не про него говорили. А если про него? Нет, береженого бог бережет! Что же делать? Уехать в город? Олегов задумался: похоже, самое правильное решение. Повиниться перед женой, пообещать, что больше не повторится. Тем более что у него есть основания самому выступить в роли обиженного. Но он сделает вид, что обо всем забыл. Олегов глянул на часы. Только полдень наступил, до ближайшего поезда уйма времени. Болтаться по поселку или укрыться в доме, где все напоминает о семье, детях?.. Олегов тяжело вздохнул. Нет, в город нужно отправиться прямо сейчас. Может, какая попутка подвернется? Однако попутки в самом поселке ловить бесполезно, нужно идти на проезжий тракт. А до него довольно далеко…

Но в эту самую минуту совсем рядом с Егором остановилась запыленная «Победа», из которой вылезли два молодца, что называется, «одинаковы с лица». Молодцы были облачены в просторные светлые костюмы и летние кепки, причем у одного из них голова была перебинтована, а левая рука – на перевязи. Лицо раненый молодец имел унылое, у его спутника, напротив, физиономия была оживленная и решительная.

– Эй, вы! – повелительно сказал он, обращаясь к Егору. – Да-да, вы, в шляпе, идите-ка сюда!

Олегов неуверенно подошел.

– Вы кто?

– Дачник, – чистосердечно признался историк.

– Ага. А скажите, дачник, не видели ли вы здесь двух граждан?

– Каких именно граждан?