Пиво кончилось. И Данька предложил Кларе наугад: - А, может, нам это… Может, ты разденешься?..
Смотрю – рассказывает Данька, - а она стала раздеваться.
Получалось всё как-то очень просто. Но на тот момент уже было не до психоанализа.
Данька говорил, что всё, что Клара с ним там, в машине делала, было похоже на сон. Ну, само собой, он её и в рот, и в «гудок».
Данька заметил, что я не всё понимаю, о чём он рассказывает, пояснил: - Ну, в жопу.
– Вот ведь, - подумал я, - поотстал я от жизни. В наше время «Гудок» - это была всем известная железнодорожная газета. Гудок созывал нас на завод, идти выполнять с честью планы Родины. По призыву гудка наши отцы и деды, упрятав в штаны прокламации, ходили на маёвки.
А сейчас «Гудок» - дополнительный канал связи…
Данька отвёз потом Клару домой, в Родниковку.
Перед тем, как выйти из машины, она ему сказала: - Знаешь, у меня есть тут один мужчина… Приходит иногда… Если ты хочешь, я перестану с ним встречаться, буду только с тобой…
– Назови ты это, как хочешь, - говорил мне Данька, любовь с первого взгляда? Ну, какая тут любовь? Только встретилась – и уже так я ей понравился?
Но проходили дни. Данька никак не мог выкинуть из головы воспоминания о странном своём приключении. Когда он представлял Клару, у него неизменно вставал член, и с этим ничего нельзя было поделать. Только вспомнил – он тут же и встал.
В природе существует только один способ борьбы с этим явлением.
Данька срывался с места и мчался на своей «Волге» в Родниковку.
Днём, вечером, глубокой ночью, под утро – с первыми петухами.
– Сплю, - рассказывает Данька, - снится Клара… Просыпаюсь – торчит у меня – сил никаких нет терпеть. Жена лежит рядом, дышит ровно. Три часа ночи.
Жену не хочу. И не хочу просто женщину. Клара перед глазами.
Поднимаюсь с кровати и на цыпочках к двери. Гараж, Машина заводится громко, на весь посёлок. Чёрт с ним, скорей выехать, скорее к ней!..
– Стучу, - продолжает Данька, - Клара уже раскрывает окошко своей спальни. Оно у неё выходит прямо в палисадник. Как будто сидела рядом и меня ждала. И уже и зубки почистила, и какими-то сумасшедшими духами спрыснулась, и уже – только в халатике.
А я на неё набрасываюсь – и оторваться не могу, весь, как бык бешеный. Потом уже уходить, одеваюсь, иду к окошку, чтобы к своей машине соскочить, оглядываюсь… Клара голая в сумерках сидит на кровати и смотрит на меня…
Я только глазами с ней встречаюсь и – он у меня уже снова встаёт, не могу уже сдержаться – и я на ходу раздеваюсь, опять бегу к ней…
– Знаешь, Иваныч, я бы на ней женился…
Тут нужно остановиться, чтобы получить некоторое представление о контексте высказанного.
Во-первых, Данька – примерный семьянин. Не пьёт. С женой душа в душу. Двух сыновей воспитал, дал им образование, без ума сейчас от внуков. Если и отрывался иногда на блядки, то – с кем этого не бывает. Сам Пушкин говорил, что домашнее питание хорошо, но хочется иногда и в ресторан.
И никогда на стороне ничего серьезного. Потому что для Даньки семья – это святое.
Про Лизу свою он всегда говорит с особой теплотой. Видно – дорога она ему. Да и прожили уже вместе большую часть жизни.
И тут попадается ему не дороге женщина, повстречался он с ней пару месяцев и готов уже всё, всех бросить и идти за ней…
И сказал мне это Данька не просто так. Разговор у нас был серьёзный, доверительный. Правда бы, наверное, женился. Что им там помешало – я уже не помню. Данька рассказывал, а я – как это бывает во время хорошего застолья – вдруг отключился и проснулся уже к обеду, на следующий день, когда мой сосед уже вернулся с занятий.
А вечером на слегка эротическую тему решил продолжить уже я. Я хотел рассказать Даньке о своей недавней поездке в Казахстан, в Актюбинск.
Ну, эротика – это круто сказано. И отношения ко мне вся история не имела почти никакого.
В Актюбинске у меня на каждом шагу случаются встречи с друзьями, врагами и просто знакомыми.
Айжанов Жамандык – это по прежней работе мой враг номер один. Он был моим непосредственным начальником.
Ах! – как он мне завидовал!
У моих телепередач были самые высокие рейтинги. Самые красивые в городе женщины часами стояли у дверей моего кабинета, чтобы поймать меня в перерыве между съёмками и – просто на меня, живого, посмотреть.
Приезжаю как-то со съёмок уже вечером. Лето. Жара. Во дворе студии ещё полно солнца. Мне навстречу наш редактор сектора выпуска, Люда Дробахина. Глаза от ужаса большие-большие: - Саша, там тебя ждут!.. Полушёпотом добавила: – Ну, знаешь, - это уж слишком!..
Смотрю – ничего особенного – очень даже красиво. На нашей пожарной лестнице, что по наружной стене здания студии зигзагом уходит на крышу, сидит красивая молодая женщина. Лёгкая белая шляпа с широкими полями, большие тёмные очки, батник, расклешённая, короткая, по самое хочу, юбка. Поскольку сидит на уровне трёх – четырёх метров над землёй, то ноги и всё их прекрасное бельевое оформление не просто хорошо видно, но видно ещё и издалека.
В руках держит книгу. Читает!
Я потом посмотрел: Боже! – Ницше!