Код предательства

Юлька понравилась мне. Но я не стал провожать её домой после занятий, не стал дарить цветы, строить глазки. Я не воспринимал её всерьёз, как девушку, женщину. Она казалась мне ребёнком, с которым можно интересно поговорить на любую тему. Вместе посмеяться. Сходить на спектакль Сашки Самодурова.

Ну, домой мы иногда вместе шли. Совпадали маршруты. Ну, случалось, и до самых дверей я этого цыплёнка доводил. Ничего не специально. Просто так совпадало.

И домой к ней потом пару раз, а потом и чаще, я стал заходить не потому, что имел какие-то виды на маленькие, чуть припухшие, Юлькины губы и едва заметные груди. Просто у неё с литературой бывали какие-то неувязки, а я мог помочь. Я, как и Юлька, в литературу был очень влюблён, но прочитал, конечно, в силу своего возраста, больше. Притаскивал к Юльке всякие книги со стихами Вознесенского, Маяковского. Мы вместе, вслух, читали «Тёмные аллеи» Бунина.

Ах! Эти «Тёмные аллеи»!..

Юльке нужно было сдавать экзамен по русской литературе. Среди прочих вопросов был Бунин, которым я в ту пору зачитывался. Я взялся Юльке рассказывать о том, как сам отношусь к творчеству классика, что нравится, что – нет. Мы укладывались на диван с высокими подушками – на Юльке были только маленькие трусики…

Да, в квартире у Юльки летом, когда нужно было сдавать экзамен, было жарко, и она сбрасывала с себя одежду, оставаясь только в трусиках, и в таком виде продолжала со мной общение. В таком свободном её поведении, отчасти, был повинен и я сам. Я замечал и говорил Юльке об этом вслух, что она похожа на маленькую прекрасную статуэтку из времён античности. Что если ещё выбрить ей лобок и осветлить кожу, то можно ставить на пьедестал и бесконечно любоваться. Про лобок – это уже было позже, а пока – просто и целомудренно, мы укладывались на диван – ну, точь-в-точь Шурик со своей Селезнёвой – и читали вслух тёмные аллеи. Поверьте – лучшего, более эффективного восприятия знаменитого цикла Ивана Алексеевича быть не может.

Рядом со мной лежала симпатичная юная девушка с хорошенькой, практически, голой, фигуркой. Перспективные грудки, набухшие розовые соски.

Приставать, что-то делать с этим юным совершенством я ничего не собирался. Я считал себя по сравнению с ней бесконечно взрослым, чуть ли не старцем. Хорошо с Юлькой, замечательно, но какая может быть любовь с этим ребёнком? Ну, ещё посмотреть на неё – ладно. Что уж скрывать – смотрел бы, не отрываясь.

Я и страниц-то Ивана Алексеевича не замечал, читал всё по памяти, не замечая времени и не знаю, насколько близко всё было к тексту. Может, и совсем далеко.

Но Юлька получила по своей литературе пятёрку. И попался на экзамене ей именно Бунин. «Тёмные аллеи»…

Юльку я не целовал и нигде не трогал, хотя она безгранично мне доверяла.

Сессия благополучно завершилась, и её направили на практику в пионерский лагерь «Дружба», что находился рядом с Растсовхозом, посёлком моего детства. Там жили мои родители, и лето я тоже проводил с ними, ночуя отдельно, на чердаке, на ворохе зелёного душистого сена.

Естественно, что по вечерам я бегал проведывать Юльку.

Мы прохаживались с ней по длинной тёмной аллее из густых клёнов, которые над нашими головами переплетались ветками, мы шли, будто по зелёному коридору. Ночная свежесть и запах кленовых листьев…

Вот я думаю – душе необходимо своё питание. И это – музыка, мысли, чувства. Это картины, образы.

Какое питание получала душа Пушкина? Лицей, Царское Село… Статуи, ротонды, пруды, лужайки. Сотни умных книг. Театры. Балет. Вот эта строчка, о футболистах – она оттуда: «То стан совьёт, то разовьёт И быстрой ножкой ножку бьёт…».

Какое питание получают души детей, вырастающих в трущобах? Среди пустырей и свалок? Среди однообразия панельных пятиэтажек? Среди разговоров, в которых через слово – мат? Какое питание получают души детей, для которых вся живопись – это «Три медведя», «Растерянный витязь»?.. Уроки пения, где «И, как один умрём!..».

Я благодарен судьбе и своей маме, что именно в посёлке Растсовхоз прошли мои детство и юность. Огромный сад из тополей и клёнов насадили в Растсовхозе ссыльные «изменники Родины» и «английские шпионы». Многокилометровые арыки проходили через кленовые аллеи и посадки ранеток, кустарников малины и смородины. Весной случалась это чудо – цвели ранетки. И в тихом безветренном саду стоял густой одуряющий аромат, жужжали пчёлы, останавливалось, застывало в ветках горячее майское солнце.

А вокруг пионерлагеря «Дружба», по всему периметру, были посажены тополя, которые выросли через десяток лет в стройных красавцев. И заслонили всё внутреннее пространство детского городка от жгучих сухих казахстанских ветров. Я прибегал туда мальчишкой ещё до заезда юных пионеров, в середине мая. Пушистая трава, цветение пастушьей сумки, одуванчиков. Спокойный тёплый воздух, в котором легко и свободно разлетались, парили крошечные парашютисты – пушинки семян созревших одуванчиков…