— Сегодня в пять часов мы соберемся здесь, — сказала Кэсси. Прибудут «братья» из Штатов, Виктор, может быть, еще кто-то… Ты приедешь тоже. Тогда и расскажешь нам все подробнее. И если у тебя есть какие-то документы, то вообще превосходно… Мы ведь давно присматриваемся к тебе и считаем, что ты просто обязан стать одним из нас. Мы еще никогда не встречали здесь, в России, столь достойного человека, который, еще не зная о нашем Обществе, уже примерно представлял бы себе, пусть даже на интуитивном уровне, каким должен быть совершенный мир и какие совершенные люди должны жить в нем…
… Друзья, я «поплыл» так, что мало не показалось бы никому. Поплыл, словно дохлый судак по течению. Но я понял, что сегодня мне надо прибыть сюда снова. И принести с собой ВСЕ, что я уже знаю про Геннадия, про старинную тайнопись и про конкурентов. Включая бумажные носители. И разумеется, дополнить мой рассказ… Я еще порывался выразить нежность по отношению к моей любимой, но мне мягко и вместе с тем настойчиво было рекомендовано сейчас покинуть территорию дачи, сесть в уже вызванное такси, отправиться домой и собрать все, что я должен принести на сегодняшнюю встречу.
— Андрей, ты навсегда запомнишь сегодняшний вечер, — с улыбкой сказала мне Кэсси. — Такое бывает только один раз. Это самый важный день в твоей жизни. Вот это обязательно прочти, — она протянула мне тонкую пачку принтерных распечаток. И постарайся выучить… Давай, езжай. И возвращайся.
Я в очередной раз подивился предупредительности и заботе Кэсси. В таком состоянии, как сейчас, мне самому за руль было садиться нельзя. Голова по-прежнему шла кругом, а неизвестно что нашли бы у меня в крови, если инспекторам вдруг пришло бы в голову отправить меня на экспертизу… Может быть, такое, за что права отбирают лет на двадцать. Или вообще пожизненно.
— …У тебя такой вид, будто тебя только что в пионеры приняли, — съязвил немолодой лысый таксист, обратив внимание на мою физиономию, когда мы выехали на дорогу, ведущую в город. — Или что ты наконец-то потерял девственность.
Мне захотелось его убить…
Когда я вернулся домой, то нежные и острые эмоции меня немного отпустили, и я стал действовать четко, последовательно и планомерно, словно хорошо отлаженный механизм. Для начала я включил компьютер и распечатал все копии документов, припрятанных Эльвирой. Нашел наши с Татьяной наброски (о Татьяне долго думать я не мог, все мысли о ней вылетали из головы напрочь, словно «выщелкивались»). Проверил планшет Павла (новых писем не было) и начал звонить Сколопендре. Я знал, что пароль от личной почты Ратаева — это сейчас то, что особенно нужно
Попутно я ел. Я изрядно опустошил холодильник и хлебницу, потому что организм не просто требовал, он
На даче меня действительно ждала вся эта компания. В каминной, где снова задрапировали стены и зажгли красные фонари и красные свечи, находились Кэсси, Ричард, Дэвид и Виктор. Они сидели вокруг столика, придвинутого к дивану: Кэсси и Виктор — на этом диване (что мне не очень нравилось), американцы — в креслах. Все, включая и женщину, были облачены в грубые «власяницы». На шее у каждого из них висело по одному из символов: у Ричарда была теперь пентаграмма, у Дэвида — крест, у Виктора — вырезанное из кости козлоподобное существо, у Кэсси — настоящий цветок розы. Когда я вошел, все «рыцари круглого стола» встали. На лицах у всех были написаны спокойствие и невозмутимость. Мне не стоило ни малейшего труда сохранять серьезность. Я верил в то, что это со мной происходит по-настоящему. Общество. Бафомет. Роза. Правда, в какой-то миг мне вдруг подумалось, что это все цирк, и сейчас все четверо радостно захохочут и начнут показывать на меня пальцами, но этого, конечно же, не случилось. Начался обряд, к которому я уже был готов. Ну, скажем так, почти готов.
— Приветствуем тебя четырехкратно от сердца, дорогой брат, — произнес Виктор.
— Четырехкратно от сердца приветствую вас, — ответил я, не задумываясь. Текст был простым, понятным и легко ложащимся в память. Дальше мне предстояло отвечать на вопросы Виктора, и это было действительно несложно.
— Что привело тебя сюда, брат? — послышался вопрос.
— Желание познания, — ответил я.
— С познания начинается восхождение к мудрости. Готов ли ты к этому, брат?
— Да, я готов.
— Что главное заключено в мудрости, брат?
— В мудрости заключена горечь печали.
— Что не приемлет мудрость, брат?
— Она не приемлет суеты и порочности…