Ясно, это относилось ко мне. Я двинулся по знакомому лабиринту, навстречу зловонию и отблескам солнечного света, поначалу тусклым, затем все более яростным. Впереди судорожно метались тени — то пробиралась к выходу Эльвира, то и дело поскальзываясь на камнях.
Снаружи ее уже ждали. Мороз, вооруженный пистолетом. Он корректно предложил женщине самой сдать оружие, буде такое имеется (такого не имелось). Тем не менее он заставил ее встать лицом к стене склона, упереться в него руками и расставить ноги. Жестом опытного оперативника провел руками по бокам, бедрам и подмышкам.
Тут вышли и остальные трое. Жмурясь от солнечного света, они принялись надевать темные очки. Однорукому пришлось чуть труднее, но и он справился быстро с этой процедурой.
— Эти двое там остались, как я понял? — спросил Мороз.
— Там остались, — подтвердил первый стрелок. — Монин подтвердил: это те самые люди, которые тогда…
— Позже, — отрезал Мороз. — Значит так. Сейчас спускаемся вниз, там уже ждут нас.
— Все? — коротко переспросил второй.
— Да, — ответил Мороз. — Спускаемся все.
Спецслужба. ФСБ или еще что-то подобное, понял я. Если спецслужба оставляет свидетелей в живых, то это значит, что они им еще для чего-то нужны.
Спускаться вниз, к лагерю, было тяжелее, чем подниматься. Хуже всех пришлось однорукому — у этого гражданина действительно не хватало одной конечности. В других обстоятельствах меня бы просто распирало от любопытства — что в действительности случилось с настоящим Мониным когда-то, где он потерял свою руку, и чего он тут делает сейчас. Но не сейчас и не здесь. В рюкзаке Валерия, который я прихватил с собой, лежала другая страшная рука со следами лака на ногтях, и она занимала все мои мысли.
— …Что там такое, черт возьми? — заревел первый стрелок, когда мы достигли почти самого подножия склона.
Похоже, в этот день все у всех что-то пошло не так. Бивуак был пуст. УАЗ исчез, а вместе с ним исчезли и все люди, которые должны были находиться в лагере — Ричард, Курач, Студент и Геннадий.
Бешено ругаясь, оба стрелка быстрыми шагами промеряли площадку брошенного лагеря с остатками еще дымящегося костра, и подошли к моей машине. Открыли дверь салона…
Два мычащих обмотанных веревками тюка валялись в салоне микроавтобуса (вообще за короткое время моего владения этой машиной подобных грузов в ней побывало немало). Я, Монин и Эльвира под наблюдением Мороза спокойно наблюдали, как коллеги последнего вытаскивали наружу обоих связанных. Американец… Ну ладно, этот не такой уж боец, хотя человек вполне себе резкий, буде когда понадобится. А второй… Иван Курочкин, умеющий завязывать узлом самолетные стойки шасси. Специально обученные люди некоторое время смотрели на них, потом один, как мне показалось, потянулся за пистолетом.
— Тут есть гражданин иностранного государства, — вдруг пришло мне в голову проинформировать вслух всех заинтересованных лиц. — А именно — Соединенных Штатов.
— Какая разница? — произнес Мороз. — В первую очередь все вы — преступная группа, пытающаяся завладеть достоянием Российской Федерации. — Кто-то из вас виноват меньше, кто-то больше… Вот этого гражданина, — он ткнул пальцем в американца, — уже хоть сейчас можно сажать лет на шесть… Но, думаю, его просто депортируют… А вот с этим — он показал на Курача, — пока неясно. Вроде бы, он простой представитель «группы поддержки», обслуга… Верно, гражданка Мельникова?
— Верно, — спокойно сказала Эльвира, хотя ее и потряхивало. — А что касается человека, которого назвали «проводником», он тоже не при делах. Его вынудили оказаться здесь…
— Об этом у вас еще будет возможность рассказать, — заявил Мороз. — Вам, если уж на то пошло, срок поболее можно будет потребовать, а депортация вам не светит. Сейчас ваше дальнейшее положение зависит только от вас самих, понимаете? Насколько вы охотно и добровольно станете сотрудничать с нами, настолько вам будет проще объяснять, что вы тут делали и каким образом оказались связаны с Геннадием Ратаевым… Может быть, даже, имя Виктора Баранова вообще не будет упомянуто… Если вам это ясно, давайте работать вместе.
К этому моменту из ртов Ивана и Ричарда извлекли кляпы, но развязывать их не торопились. Усадив обоих спинами к борту моей машины, Мороз потребовал объяснений. Курач охотно и добровольно выложил всё.