Кочевая жизнь в Сибири

Было русское Рождество, и мы встали примерно за четыре часа до рассвета, чтобы посетить утреннюю службу в церкви. Все в доме были на ногах, в камине ярко горел огонь, перед всеми иконами в нашей комнате горели позолоченные свечи, воздух благоухал ладаном. На улице ещё не было и намёка на рассвет. Плеяды были низко над горизонтом на западе, созвездие Ориона начало заходить, слабое полярное сияние струилось над верхушками деревьев на севере. Из каждой трубы поднимался столб дыма и искр, что говорило о том, что все жители уже не спали. Мы поспешили к маленькой бревенчатой церкви, но когда вошли, служба уже шла, и мы молча заняли свои места в толпе кланяющихся людей. Стены храма были увешаны иконами патриархов и русских святых, перед ними горели длинные восковые свечи, спирально обвитые полосками золочёной бумаги. Голубые клубы благоухающего ладана поднимались к потолку от качающихся кадил, и глубокий баритон великолепно одетого священника необычно контрастировал с высоким сопрано хора. Богослужение Православной церкви более впечатляюще, чем богослужение Римской, но, поскольку оно ведётся на старославянском языке, оно совершенно непонятно. Священник большую часть времени занят быстрым бормотанием молитв, которые никто не может разобрать, размахивает кадилом, кланяясь, крестясь и целуя огромную Библию, которая, я думаю, весила фунтов тридцать. Причастие и церемонии, сопровождающие претворение хлеба и вина, выглядят очень эффективно. Самая красивое во всей службе в Православной церкви – это музыка. Никто не может слушать её без эмоций, даже в этой маленькой бревенчатой церквушке в глуши Сибири. Какой бы простой ни была она в исполнении, она дышит духом истинного благочестия, и я часто выдерживал долгую двух-трёхчасовую службу ради того, чтобы услышать пение хотя бы нескольких псалмов и молитв. Даже утомительная, быстрая и запутанная скороговорка священника через какие-то промежутки времени сменяется богатым и красиво модулированным «Господи, помилуй!» и «Подай, Господи!». Паства стоит на протяжении даже самого долгого богослужения и, кажется, полностью поглощена обрядом. Все крестятся и непрестанно кланяются в ответ на слова священника, а нередко и вовсе падают ниц и благоговейно прижимаются лбами и губами к полу. Со стороны это очень любопытно наблюдать. Вот вокруг вас толпа одетых в меха туземцев и казаков, которые, кажется, спокойно слушают службу, затем внезапно все падают ниц на пол, как взвод пехоты под пушечным огнём, и вы вдруг остаетесь один среди почти сотни распростёртых тел. По окончании утренней рождественской службы хор разразился ликующим гимном, чтобы выразить радость ангелов по поводу рождения Спасителя, и под нестройный звон колоколов в маленькой бревенчатой колокольне у входа, мы с Доддом вышли из церкви и вернулись домой пить чай. Я только допил последнюю чашку и закурил папиросу, как вдруг дверь отворилась, и с полдюжины мужчин с серьёзными, бесстрастными лицами вошли друг за другом, остановились перед образами в углу, все вместе благоговейно перекрестились и запели простую и милую русскую мелодию, начинающуюся со слов «Христос рождается!». От неожиданности я мог только изумлённо смотреть – сначала на Додда, чтобы увидеть, что он об этом думает, потом на певцов. Последние в своем музыкальном экстазе, казалось, даже не замечали нашего присутствия, и только когда закончили, они повернулись к нам, пожали руки и пожелали нам счастливого Рождества. Додд дал каждому из них по несколько копеек, и с неоднократными пожеланиями счастливого Рождества, долгих лет жизни и большого счастья нашим «высоким сиятельствам» мужчины удалились, чтобы, как оказалось, по очереди посетить другие дома деревни. Одна группа певцов приходила за другой, пока уже днём всё молодое население не посетило наш дом и не получила наши копейки. Некоторые из мальчиков, более озабоченные приобретением медяков, чем торжественностью церемонии, несколько испортили её эффект, закончив пение словами «Христос родился, дай мне денежку!», но большинство из них вели себя в высшей степени прилично и оставили нас очень довольными таким прекрасным и уместным обычаем. После восхода солнца свечи погасили, люди облачились в свои самые праздничные одежды, и вся деревня отдалась безудержному веселью. С колокольни непрерывно звенели колокола, собачьи упряжки с девушками носились по улицам, опрокидывались в сугробы и с криками и смехом катались с горок. Женщины в пёстрых ситцевых платьях и алых шёлковых платках ходили из дома в дом, поздравляя друг друга и обсуждая прибытие знаменитых американских офицеров, толпы мужчин играли на снегу в мяч, и всё село гуляло и веселилось!