Когда мы объявили жителям Анадырска о своём намерении отправиться на тихоокеанское побережье и призвали добровольцев составить нам компанию, мы столкнулись с совершенно обескураживающим сопротивлением. Анадырцы единодушно заявляли, что такое путешествие не только никогда не совершалось, но и вообще невозможно, что в низовьях реки Анадырь постоянно бушуют свирепые штормы, там совершенно нет леса, что там всегда сильный холод и мы неизбежно потеряем всех наших собак, умрём с голоду или замёрзнем. Они ссылались на опыт лейтенанта Филиппеуса, который едва избежал голодной смерти в том же районе в 1860 году, к тому же он путешествовал весной, а мы предлагали им идти в середине зимы, когда холод и метели самые сильные. Такая авантюра, сказали они, почти наверняка закончится катастрофой. Наш казак Григорий, храбрый и надежный старик, был проводником и переводчиком лейтенанта Филиппеуса в 1860 году, прошёл по зимней реке около ста пятидесяти миль и кое-что знал о ней. Поэтому мы оставили туземцев в покое и обсудили этот вопрос с Григорием. Он сказал, что на протяжении того расстояния, на которое он спускался по реке, по её берегам достаточно стланика, чтобы снабжать нас дровами, а местность не хуже той, по которой мы уже прошли между Гижигой и Анадырском. Он сказал, что вполне согласен на поездку и пойдёт со своей упряжкой собак, куда бы мы ни направились. Священник, который летом ездил вниз по реке, тоже был уверен, что это путешествие осуществимо, и сказал, что он и сам поедет, если сможет быть полезным. С этой поддержкой мы объявили туземцам наше окончательное решение, показали им письмо, которое мы привезли от исправника в Гижиге, уполномочивающее нас требовать людей и сани для всякой необходимости, и сказали, что если они всё же откажутся идти, то мы пошлем специального гонца в Гижигу и сообщим об их неповиновении. Эта угроза и пример нашего казака Григория, который был известен, как опытный проводник от Охотского моря до Северного Ледовитого океана, наконец-то возымели желаемый эффект. Одиннадцать человек согласились идти, и мы сразу же начали заготавливать собачий корм и провизию в дорогу. У нас были ещё только самые смутные и неопределённые сведения об американцах, и мы решили подождать несколько дней, пока не вернётся казак Кожевин, отправившийся в гости к кочевым чукчам. Священник убедил нас, что тот привезёт более достоверные сведения, потому что все кочевые туземцы знали о прибытии таинственных белых людей и, вероятно, скажут Кожевину, где те находятся. Тем временем мы кое-что добавили к нашим тёплым меховым костюмам, сделали маски из беличьих шкурок, чтобы надевать при очень низких температурах, и собрали всех женщин деревни шить большую меховую палатку.
В субботу, 20-го января по новому стилю[100] Кожевин вернулся из своей поездки к чукчам к северу от Анадырска, и принёс, как мы и ожидали, более полные сведения об отряде американцев к югу от Берингова пролива. Он состоял, по сведениям лучших чукотских следопытов, всего из пяти человек и располагался на реке Анадырь или около неё, примерно в одном дне пути от её устья. Эти пять человек жили, как уже было сказано, в маленьком подземном жилище, наскоро построенном из досок и веток и полностью засыпанном снегом. Говорили, что они хорошо снабжены провизией, и у них было много бочек, в которых, по предположению чукчей, была водка, а по нашему мнению – солонина. Они поддерживали огонь, как говорили туземцы, самым удивительным образом, сжигая «чёрные камни в железном ящике», в то время как весь дым таинственным образом выходил через «кривую железную трубу, которая поворачивалась, когда дул ветер»! В этом комичном, но живом описании мы, конечно, узнали угольную печь и трубу с поворотным верхом. У них был также, как рассказали Кожевину, огромный чёрный ручной медведь, которому они позволяли свободно бегать по дому и который самым энергичным образом прогонял чукчей. Услышав это, я уже не мог сдержать радости. Отряд состоял из наших старых товарищей из Сан-Франциско, а «ручной чёрный медведь» был собакой-ньюфаундлендом Робинсона и служил членом этой экспедиции. Я сотни раз гладил его в Америке, он был на моих фотографиях. Теперь уже не могло быть никакого сомнения, что отряд, живущий таким образом под снегом в тундре к югу от Берингова пролива, был тем самым отрядом исследования реки Анадырь под командованием лейтенанта Макрея, и наши сердца учащённо забились при мысли о том, какой сюрприз мы преподнесём нашим старым друзьям и товарищам, неожиданно встретившись с ними в этом пустынном, Богом забытом месте, почти в двух тысячах миль от той точки, где, как они предполагали, мы высадились. Такая встреча сторицей отплатила бы нам все тяготы нашей сибирской жизни.