Коан Янг 2

Я бросила на нее разбитый взгляд. Вместе мы зашли в гостиную, пока Изэнэми-сан трепетно стояла у фусумы, и из-под моих ног словно провалилась земля. В своем инвалидном кресле сидел дедушка, голова его дрожала, пальцами он гневно впился в ручки, а морщинистое лицо залило краской. Он смотрел на меня так, как никогда прежде. Непростительно и разочарованно. Это читалось в яростном взгляде. Дедушка, чьи неходячие ноги были заботливо прикрыты зеленым клетчатым пледом, продолжал что-то пытливо мычать, округлив глаза как два огромных блюдца, а я растерянно стояла, лишившись дара речи. Почему, почему он так зол? Не рад моему приезду? Я приехала слишком рано? Или слишком поздно? Может, следовало заранее предупредить его? Я заметила, как сильно он осунулся. Щеки впали, появилось больше морщин, и… что-то не так с его лицом. Сердце разрывалось от боли. Я не решилась подходить к дедушке. Подавленная, я опустила голову, а Изэнэми-сан вывела нас с Мизуки обратно и закрыла фусуму.

– Наохико-сан не в духе все утро, – волнительно пояснила она.

– Дедушка совсем не разговаривает, – заметила я. – Только мычит.

Изэнэми-сан расстроенно вздохнула.

– У него случился инсульт, Коан. Левую часть лица слегка перекосило, но это заметно, если он выражает какие-то эмоции. Кушает плохо, может сбросить тарелку с подноса… Ох, поднос!

Изэнэми-сан направилась к входной двери, сложила осколки разбитых чайных кружек на темный поднос и добавила:

– Твоя комната нетронута. Подготовить твоей подруге отдельную?

– Я бы хотела заселиться в комнату Коан, – вежливо улыбнулась Мизуки. – Если ты, конечно, не против.

– Только рада буду.

– Как вам угодно, девочки, – послушно произнесла Изэнэми-сан и выпрямилась, тяжело дыша.

Моя комната располагалась на втором этаже. Обустроена просто, без всяких премудростей. Кровать, стол с ноутбуком, выдвижное кресло, книжный шкаф и шкаф для одежды. Окно смотрело во внутренний двор, но обычно я его зашторивала. Да, я тот человек, который не терпит голые окна в частных домах, будь это даже второй этаж. Извечная паранойя посторонней слежки…

– А ты точно девочка? – спросила Мизуки, зайдя ко мне первой.

– Меня воспитывал дедушка, а детьми со двора преимущественно были мальчишки, – сказала я. – Еще скажи спасибо, что я вообще пользуюсь макияжем.

– Спасибо!

Мы рассмеялись, но тут же улыбка на моем лица стерлась, глаза заблестели. Мизуки задвинула дверь.

– Дедушка всегда казался для меня таким величественным, всю свою жизнь я его боготворила и считала, что добрее и щедрее человека не существует. Крупная персона, уважаемая всеми, он вызывал в людях восторг и восхищение. Даже в ходе простой беседы. Не понимаю, как ему это удавалось… Его рост до болезни составлял два с лишним метра, но он никогда не смотрел на людей сверху вниз, он был, что называется, «приземлен», учтив и любезен. Любой конфликт сводил на нет, либо аргументированно доводил до финальной точки, да так, что не оставлял оппоненту ни единого шанса. – Я согнала слезы, и голос понизился на октаву ниже. – А теперь посмотри, что с ним стало. Болезнь из большого человека сделала маленького и уязвимого, усадила в инвалидную коляску и жестоко сказала не жить, а доживать.

Мизуки с сожалением молчала, сев в кресло напротив.

– Ему я рассказала об уезде, – призналась я. – В ту ночь, когда я оставила дом, он знал… Я попросила его успокоить Акико и дядю, если те забьют тревогу.

– Дедушка знал, что ты связалась с Сэром?

Я покачала головой.

– С Сэром у меня строгий договор. Можно сказать, работа. Я не хочу ввязывать в это дедулю.

– Или боишься, он не одобрит сотрудничество с Сэром? – изогнула подруга бровь.

И вновь я покачала головой.

– Я лишь сослалась на «очень важное дело». Дед понимал: если я выражаюсь именно так, значит, не надо задавать вопросов. Владение информацией не всегда нам на руку.

– Вот, как. Значит, он мог говорить?

Я пожала плечами.

– Еле-еле, но общался до моего отъезда. Видимо, инсульт сыграл свою роль… А ведь так не хочется верить в то, что он совсем другой человек, Мизуки! Болезнь меняет людей до неузнаваемости. Любовь обращается гневом, а на смену ясности приходит бред… Как же страшно это видеть. Особенно, когда это случается с самым дорогим человеком в твоей жизни.

– Мне очень жаль, подруга. Магия Ши-Ян сейчас единственное, что сохраняет ему жизнь, верно? – спросила Мизуки.

– Она отодвигает «черный день» на очень далекий срок. Учитывая, сколько лет это продолжается, наверное, неудивительно узнать об инсульте. Ему восемьдесят один. Представляешь, сколько магия подарила ему лет? Больше полувека.

– Представляю, – вздохнула Мизуки. – Думаешь, он зол на тебя беспричинно? Болезнь лишила его ясности?

– Не хочу я так думать. Но ничего больше в голову не приходит. Он был бы рад меня видеть, это уж точно.

Познакомившись с Мизуки в купе поезда и доверившись ей, я вдруг осознала силу дружбы. В частности, умение делиться. Той болью и переживаниями, что я прятала бы неделями и крутила в голове, я поделилась с ней, и на душе полегчало. Эту науку – быть социальным человеком – мне постигать еще долго.