Книга вторая. Как я был волком

— В стародавние времена из размельченных тряпок варили вещество, на котором можно писать. Но оно боится времени. Убери руки! Вообще отодвинься.

Название было кратким и читалось великолепно: «Палея». Я знал, что это. Русский вариант Ветхого завета, повсеместно уничтоженный при реформе церкви и внедрении новых образцов. А здесь сохранился. С ума сойти.

— Все остальные обратились в прах. Это последняя.

Крышка захлопнулась, оставив меня взбудоражено прикидывающим: до отлета домой нужно как-то пробраться сюда и досмотреть все как следует. Если ящиков много, и в каждом такой раритет…

— Помочь? — вскинулся я, глядя, как старец с натугой уволакивает сундук.

— Я-то не против, но ты еще можешь пригодиться мне живым.

Понятно. Дождавшись Фриста, я первым двинулся к выходу. Охранитель, что все время держал меня на прицеле, посторонился. Последовала долгая процедура закрытия подземелья, и мы отправились назад.

— Вы хотели рассказать о Петропавле, — напомнил я, вышагивая темными коридорами.

— Не я рассказать, а ты послушать. — Фрист усмехнулся. — Ладно. Был такой хранитель в незапамятные времена. Много законов составил, много букв написал. Теперь осталось только имя, все записи истлели.

— Проветривать нужно. Видели, сырость какая?

— Проветривать? — Фрист нахмурился. — Хочешь иметь доступ к святому хранилищу?

— Даже небольшое отверстие для вентиляции спасет от плесени и гниения.

— А всяким нечеловеческим существам позволит проникнуть внутрь.

Зря я со своими советами. Другое мировоззрение.

С факелом дошли до тронного зала. Оказалось, что уже темно. Немного похолодало. Пар, поднимавшийся от нагревшегося за день озера, заволакивал вид за окном, подпиленная по левому боку луна старалась пробить бледную матовую пелену, но лишь подсвечивала ее.

— Где Тома?! — всполошился я.

— Думал, не вспомнишь. — Ухмылка взрезала щеки старца глубокими бороздами. — В ночлёжке уже. Еще до темноты увели. Это мы с тобой ночи не спим, высокими материями интересуемся. Остальные давно набили животы, теперь дрыхнут.

Устало опустившись на трон, Фрист прибавил:

— Надеюсь, ты не обманул. Я проверю. Жаль, время летит очень быстро. Как много мы могли бы сделать вместе…

Хлопок в ладоши призвал служанок, а одновременный кивок в сторону коридора повелел мне немедленно удалиться. Аудиенция закончена, мавр сделал свое дело.

Интересно, куда определят сегодня.

Уже через минуту охранитель втолкнул меня в знакомую комнату ожидания. Люся, вольготно раскинувшаяся поперек перины, испуганно прикрылась. Явно ждала другого. Взгляд заметался. По узнавании вздох облегчения чуть не выдул меня обратно. Чего ждала, того боялась: радость от новой отсрочки расцветила девичье лицо улыбкой. Расслабленно вытянувшись, Люся полюбопытствовала:

— Как прошел день?

— Занимательно.

Под лозунгом, что животные могут размещаться сами где и как им удобно, хоть на коврике перед дверью (которых не было, ни ковра, ни двери), ее тело делило лежанку по диагонали — ногами сюда, головой в дальний угол. Сдвигаться Люся явно не собиралась. Переступать и пробираться во второй свободный треугольник смысла не было, и я расположился вдоль перины по краю, едва не задев плечами близлежащие маленькие ступни.

— На твой взгляд… — раздалось сзади, поскольку я сразу отвернулся, — Вечный Фрист… он очень стар?

— Трухляв и выпотрошен, как столетний пень.

— Это понятно, он же Вечный. — Люся весь день провела в одиночестве, ей не терпелось поболтать. — А если не внешне, а как… мужчина?

А ведь он для нее по-настоящему вечен. Родилась — был, сейчас тоже живет, причем неплохо, и по слухам, вообще никогда не умрет, в отличие от нее самой. Попробуй, разубеди такую. Даже пытаться не буду, неблагодарное это дело.

Я попытался сделать вид, что уже сплю. Наивный. Неужели жизнь ничему не учит. Женщина хочет поговорить. Мир рухнет, но она своего добьется.

— Ты же вот самец. Должен определить другого самца, хоть и человека. Как думаешь, я для него лучше прочих или хуже? Ты же видел других.

Не смог не буркнуть в ответ:

— Ему все равно, лишь бы молодая и глупая.

— Нельзя так говорить о Вечном!

— Мне можно. Я же животное.

Люсина ладонь мягко накрыла мою оказавшуюся в досягаемости голень:

— Обиделся, что ли? Не надо. — Нежный голос ласкал, рука принялась поглаживать. — Что делать, если так получилось. Ты ровз, мы люди.

Как с котиком разговаривает. Расцарапать бы глупёхе физиономию, чтоб думала, что говорит. И что делает.

Тогда точно примут за животное, факты — вещь упрямая. Впрочем, Люся фактами не интересовалась, ей достаточно слов. Взрослые или те, кому верит, сказали — значит, так оно и есть, и никак иначе. Спорить — только время терять.

— Знаешь, не будь ты ровзом, никогда не рассказала бы. Однажды… — Люся умолкла на миг. Невидимое тельце подвинулось ко мне сзади, расположившись валетиком. Согнутые коленки уперлись в мой копчик. Горячее дыхание в самый низ подогнутых ног обратило кровь в пар и погнало по взрывающимся сосудам. — Однажды один мальчик погладил мне ножки. Вот так.

Чужая ладонь поползла по оголенному проводу ступни, через щиколотку к напрягшимся пальцам.