Книга вторая. Как я был волком

— Ничем?! Это ровзы. Звери. Адские дети.

— Но выглядят-то как люди!

— Запомни: для людей — люди. И только.

— Понимаю. Но все-таки.

Карп хмуро проговорил:

— Даже в мыслях не греши. Даже во сне.

— Но сон-то не контролирую!

— Тогда кайся. Иди к Вечному и кайся. Зверолюбие, труполюбие, юнолюбие, мужелюбие и себялюбие — худшие из грехов. За них бог наказал нас Апокалипсисом.

Апокалипсисом! — воскликнул я, повторив про себя. Они говорят это слово правильно. Они знают больше!

Что это значит? А ничего не значит. Пока. Кроме того, что загадки копятся, как деньги у банкира.

Буду ждать. Одно из двух. Точнее, из трех. Или до меня снизойдут и поговорят, или улучу момент и снова навяжусь. Есть еще третье: прилетят инопланетяне и спасут меня. Исходя из нелепости и фантастичности последних событий — вполне нормальный вариант.

— Стоп, — скомандовал Карп через пару часов.

Снова перекусили яблоками и оказавшейся в одном мешке редькой. Яблоки одарили нас кочерыжками, а от редьки досталась кожура. Неплохо по сравнению с ничем.

Сегодня дела шли сноровистее, работа спорилась. Такое же поле одолели задолго до вечера. Довольные пахари отцепили инструмент.

— Пшли, мерзость земная, выродки адовы! — Надсмотрщики кнутами погнали нас с поля.

Почему-то в другую сторону. Дошли до леса.

— Собираем дрова! Ну!

Кнут свистел, спины и зады покрывались красными рубцами. Без толку.

— Смотрите, твари! — надрывался Зуй. — Берете корягу…

— Да не могут они, — окрикнул его Карп. — Видишь: мордами вертят, глаза страдальческие, преданные, жалобные… и хотели бы, но не могут. Нет у них рук.

— У меня что, глаз нет?

— Не всегда верь глазам.

Пришлось им самим собирать хворост и сухой валежник, а потом крепить нам на спины большими вязанками. Еще по огромной вязанке привязали к жердям в виде волокуш на длинных ветвях-полозьях. Я мог помочь, но разговаривать запрещено, а лишний раз кнутом получить мне как-то не улыбалось.

Самцы заволновались. Ноздри расширились, принюхивавшиеся носы вздернулись. Я ничего не понимал. Ну, звук какой-то в леске. Далекий, едва слышный. Почему человолков это так взбудоражило?

— Ты слышал? — вскинулся Карп.

Надсмотрщики обратились во внимание.

— Смотри за этими, — бросил Зуй напарнику и, вынимая на ходу топор, унесся в чащу.

Некоторое время слышался только треск его проламывания. Затем все звуки исчезли. То ли Зуй остановился, то ли подбирался к источнику тревоги по всем правилам воинского искусства.

— А-а! — разнесся через минуту басовитый вопль боли.

Снова тишина.

Карп не выдержал, его руки стали вязать гусеницы между собой, используя кнут в качестве троса. Лицо нервно дергалось, глаза скакали с веревок на дремучую зелень и обратно. Пальцы путались.

Из леса появился Зуй. Карп остановился.

— Что там… Ты чего натворил, дружище?!

С топора, что висел за поясом напарника, капало красным. Шаги Зуя были напряжены, взгляд шальной.

— Все нормально. Я исполнил закон.

— Сам?! Тебя же за это…

— Он жив. — Зуй устало опустился на траву. — Справишься с этими в одиночку?

Окаменевшее лицо указало на нас. Карп задумчиво опустился на землю рядом с товарищем.

— Потащишь того? Это же он, я правильно понял?

— Он. Его потащат.

— Смотри, пусть до суда доживет. Иначе несдобровать.

— Привяжу, прокатится с ветерком.

— Лады.

Отвязанный Карпом кнут поднял отдыхавшие гусеницы в путь.

— Пшли, поганцы!

С немалым прицепом, боясь опрокинуться, мы поволокли топливо в сторону перегороженного озера. Солнце раскаленной задницей присело на вершину горы и потекло по ней расплавленной магмой. После разгрузки нас ждали ужин и сон, это понимали все. Двигались максимально быстро. Миновав свое временное жилище, мы потащили дрова дальше.

Самцы снова заволновались. Их носам стоило позавидовать. Я увидел причину всеобщего возбуждения лишь через несколько минут. Яблочный сад вдоль дороги охраняли долинники с оружием, а на ветвях сидели наши самки. Взгляд стал выискивать Тому. Сердце замерло — не забывалось об исчезновении пацанят. Кто знает, что творилось в эти дни в женской яме.

На одной из дальних яблонь мелькнул приветственный взмах руки. Мое дыхание возобновилось, пульс прекратил чахоточный приступ. Человолк никогда не сделает подобного жеста.

Дрова и хворост были разгружены на пустыре между озером и садом. Карп, успевавший управляться одновременно со всеми гусеницами, развернул нас:

— Ну, адские дети, идем баиньки.

Вереницы самцов снова просеменили мимо сада. Там тоже сворачивались работы. Долинники придумали самкам идеальное занятие: сбор высокорастущих фруктов. Сами так лазить не умели или не хотели, в общем, все были счастливы.

И я счастлив. Тома жива. Приближается ужин. Не жизнь, а сказка.

Навстречу медленно двигалась еще одна гусеница. Та самая, возглавляемая Мерилин. Вел ее Зуй. Когда разминулись, стал виден груз, который волокли. Обвязанный вокруг тела Шантей с проломленной головой.

Этой ночью я недосчитался еще одного мальчика.

Глава 3

Утро встретило сыростью и вонью.

— Дрыкан идет! — зашумели сверху надсмотрщики, что вынимали нас по одному из каменного отверстия и привязывали к жердям.