Отец в телевизоре опустил взгляд на схватившего его сына, и на лбу у него появился черный зигзаг гнева. От побагровевших щек пошел пар.
– Нет! – твердо произнес мультяшный Оливер. – Не смей трогать ее!
Это стало последней каплей.
Отец на экране схватил сына и швырнул его в телевизор. Телевизор упал, экран покрылся паутиной трещин. Достав из заднего кармана смятую пачку сигарет, отец вытряхнул одну и засунул ее в рот, шаря по передним карманам в поисках зажигалки. Мальчишка попытался высвободиться, но мультяшный отец поставил ногу ему на копчик, придавив к полу. Мальчишка заплакал, вырываясь и брыкаясь.
Мультяшный отец закурил. Над кончиком сигареты поднялись маленькие облачка дыма.
– Да, мы не ходим в церковь, – сказал мультяшный Нейт, – но я все-таки помню одну строчку из Главной книги про то, что, если рука ударит тебя, нужно отсечь эту руку[110], или какое-то подобное дерьмо.
Он надавил всей массой на распростертого на полу мальчишку, а от свисающей у него изо рта сигареты по-прежнему исходили мультяшные никотиновые облачка.
Затем отец схватил мультяшного Оливера за руку.
Поднял ее.
Достал изо рта сигарету.
И…
Псссс…
Прижал ее к тыльной стороне ладони мультяшного Оливера. Мальчик извивался. И кричал. Маленькие красные дьяволы поднялись над его телом. Собрались у отца на плечах и растаяли там, словно призраки.
И тут Оливер –
Экран погас.
Через мгновение на нем снова появился Элай.
– Вот это – сегодня, – сказал он. – Теперь вспомнил?
– Немножко, – сглотнув комок в горле, подтвердил Оливер.
– Вот что должно сейчас произойти.
– Знаю.
– Такое уже бывало не раз.
На телевизионном экране вместо Элая появился другой кадр: маленький мальчик, не Оливер, не мультяшный, лежит на земле. Лицом вверх. Прижатый скуластым небритым мужчиной в футболке, когда-то белой, но теперь желтой от пота. Запястья мальчика зажаты между коленями мужчины. У него в зубах сигарета – нет, тонкая сигара в пластмассовом мундштуке, – он вынимает ее изо рта и прижимает мальчику к ключице.
Тут на экран возвращается мультяшный папа, отец Оливера. Он опускает вниз воротник своей фланелевой рубашки и показывает маленький шрам на ключице.
– Видишь, сынок, – говорит мультяшный папа голосом, похожим на его голос, но также на голос Элая. – Такое случалось со мной. И с тобой. Колеса вращаются. Снова и снова. То, что уже было, повторяется опять.
Он усмехнулся, показав черные сверкающие зубы, и снова исчез.
На стене секундная стрелка продолжала дергаться, дергаться, дергаться.
На экране телевизора появилось колесо обозрения. Зазвучала веселая музыка. Наступила ночь, и колесо оказалось объято огнем. Вместе с теми, кто на нем находился. Отчаянные крики. Кто-то стал прыгать вниз, устремляясь с огненным хвостом навстречу неминуемой гибели.
Одно изображение быстро сменяло другое.
Школьный автобус врезается на перекрестке в колонну школьников, переходящих улицу. Даже не попытавшись затормозить. Водитель заснул за рулем. Дети оказались под колесами.
Женщина крутится на деревянном диске, окруженная вонзенными в дерево топориками. Циркач бросает еще один топорик – и, вместо того чтобы попасть рядом, топорик вонзается в нее, раскроив голову как арбуз.
Улыбающийся красивый убийца вспарывает живот девочке, распростертой на камне, – он еще совсем мальчишка, с виду похож на персонажей из рекламы, и он смотрит в объектив, понимая, что его снимают, и наслаждаясь этим. Выпотрошенные внутренности девочки вздуваются и лопаются, как это происходит с клещом, выпившим слишком много крови. У нее на щеке Оливер видит что-то странное: вырезанную цифру. Число «3».