Пустота замерцала и начала переливаться. Звезды становились все ярче и ярче, и, по мере того как они приближались, Оливер все более отчетливо различал на них сколы и трещины. Свет проходил сквозь них под немыслимыми углами, словно сквозь расколотую призму. От этого света у Оливера заболели глаза, закружилась голова. Он поймал себя на том, что рот его полон чего-то влажного, имеющего привкус крови…
Звезды превратились в камни. В валуны, как в Рэмбл-Рокс. Нет, не просто «как», а в точности такие же камни – россыпь здоровенных валунов, но только эти, как и звезды, были разбиты. Расщеплены. А между ними – сплошной мрак. Камни шевелились и дрожали, словно строки на странице, и…
Из темноты донесся шепот. Не голос Джейка. А кого-то –
(Голос книги?)
Он шептал о боли и раковой опухоли. О травмах и рубцовой ткани. «Чтобы убить рак, его нужно вырезать, – говорил голос. – Чтобы остановить боль, нужно положить ей конец. Сломать колесо, чтобы починить колесо».
Посреди всего этого поднялся новый камень – в отличие от остальных плоский, похожий на стол. И на наковальню. С противоположной стороны плоского камня стоял Джейк. Протянув руки, прикасаясь к нему. Оливер тоже прикоснулся к камню, почувствовал углубления на его холодной поверхности, ровные, гладкие, словно они не высечены инструментом, а медленно вымыты водой
(кровью)
и временем.
Оливер провел пальцем по этим желобам к середине стола, где было проделано отверстие.
И когда дошел до отверстия, весь его мир сжался в ослепительной вспышке. В пульсирующей белизне Оливер мельком увидел что-то: своего отца, распростертого на этом самом столе, с большой зияющей дырой в груди, откуда толчками вырывалась кровь, подобно молочному коктейлю, выливающемуся через край из сломанного блендера. Губы отца были багровыми. Глаза так налились кровью, что белки стали красными. Отец попытался произнести одно слово, «Оливер…», однако оно потонуло в кровавой отрыжке, и затем, когда вытекающая из тела кровь устремилась по гладким канавкам, общим числом восемь, раскинутым в стороны как лапки паука, свет у него в глазах погас, и…
Оливер закричал. Отпрянул назад. Сжав тело, он развернул его в себя, сперва метафорически, но затем и в буквальном смысле, чувствуя себя съеживающейся галактикой, сверхновой в обратной перемотке. Его крик отразился ревущими отголосками, разрывая пустоту на полоски, превращая камни в пыль. Оливер услышал, как Джейк зовет его, и голос его звучал все дальше, все дальше…
55. Катапультируйся или умри[91]
Оливеру показалось, будто его сбросила вставшая на дыбы лошадь. Он опрокинулся, но, лихорадочно работая руками и ногами, сумел совладать с инерцией.
Ощутил во рту привкус крови. Закрыв на мгновение глаза, тотчас же пожалел об этом – потому что в этот момент за опущенными веками увидел отца, умирающего на столе с разорванной грудью,
Джейк, уже поднявшийся на ноги, шатаясь подошел к Оливеру и протянул ему руку.
– Нет, – отмахнулся тот. – Пока… не надо. Мне просто нужно… нужно немного посидеть.
Кивнув, Джейк снова опустился на пол.
– То еще дерьмо… – пробормотал он.
– Да. Да, точно. – Горло у Оливера болело так, будто он попытался проглотить пригоршню сухих сосновых иголок. – Отец…
– Он умер, Олли. Очень больно это говорить, но его больше нет в живых.
– Нельзя это утверждать – быть может, это был какой-нибудь другой Нейт или вообще просто видение…
– Книга показывает правду, Олли. Ты ведь это чувствуешь, да? Твой старик – его больше нет.
– Я… я так не могу, – сказал Оливер, рывком поднимаясь на ноги.
Он посмотрел на приятеля и на какое-то мгновение – он готов был поклясться – увидел у него в левом глазу что-то… что-то
– Оливер, мы должны отправиться туда! – настаивал Джейк. – Мы должны отправиться в Рэмбл-Рокс, дружище. Туда, где, как мы видели, умер твой отец. Просто чтобы посмотреть.
– Нет… – жалобно проблеял Оливер. Вытерев подбородок, он побрел к двери. – Мне нужно вернуться домой. Прямо сейчас я не смогу.
– Но у нас нет времени, есть только это самое «прямо сейчас».
Эти слова были процежены сквозь зубы. Оливер услышал в голосе Джейка настойчивость. Призыв, под которым струилась глубокая река чего-то другого: ярости. И не то чтобы Оливер ее увидел – страх и злость Джейка так и оставались скрытыми. Однако он был уверен в том, что услышал. С какой стати Джейк злится на него? Откуда это нетерпение?
Оливер не хотел ломать голову – не было никакого желания. Поэтому он просто вывалился в дверь на улицу. Джейк окликал его снова и снова, но Оливер, подавленный и ошеломленный, с ноющим сердцем и ноющим желудком, шел вперед. Из мыслей не шел отец, умерший на том камне.
56. Эсхатон[92]