– Твои братья умерли как герои. Жалость недостойна царицы Нода.
– Я и не жалуюсь, – возразила Натие. – Но я скорблю за свою мать. И ничто не заменит мне умерших братьев.
Каин вздрогнул, боль вновь охватила его. Опять вернулись давно забытые старые муки. И когда он подумал: «Никто не поймет этого лучше меня», Натие увидела, как на лбу Каина вновь загорелась мета.
– Мы принимаем предложение шумерского царя, – закончил он.
Энки испустил длинное проклятие, а Бек Нети поклонился Каину и дрогнувшим голосом изрек:
– Ты не перестаешь удивлять меня, мой царь. Не теряя достоинства, ты принял хорошее решение. Но правильно ли оно, знают лишь боги.
– Нет, я тоже знаю, – возразил Энки. – Твой выбор неправилен. Ты выбрал унижение, Каин, но ты получишь войну.
В гневе покидая совет, Нин воскликнула:
– Когда эта потаскуха переедет сюда, я покину башню. Я закончу свою покрытую позором жизнь жрицей храма Инанны.
И хлопнула дверью. Каин выглядел несчастным, но Бек Нети подбодрил его:
– Успокойся, она сама всегда стремилась сохранить мир.
И вот после безрадостной свадьбы Каина с Хет Се, та обосновалась в башне Нода. Хет Се привезла с собой ближних женщин, болтливых и падких, подобно дочерям кочевого племени Эмера, до сплетен, нескольких шутов и своих жрецов.
Она поклонялась Луне. Син Ака, все еще живший на вершине башни, стал ее другом в новой стране. Нет, она не была такой же злой, как отец, – просто вздорной, вечно пылающей лихорадочным румянцем.
«Она ужасна», – с облегчением думала Натие. «Она всего боится», – с сочувствием думал Каин. Но потом изменил мнение, поняв: новая жена его просто неразумна, как. малое дитя. Запас слов ее был невелик, она легко переходила от слез к смеху и быстро утешалась любой игрушкой. Как дитя? «Нет, и это не то», – думал Каин, с удивлением наблюдая за переменами в ее настроении, быстрыми, как ветер.
Ее неосознанное, врожденное лукавство граничило с коварством и толкало ее на всякого рода происки.
И все же в те немногие ночи после свадьбы, которые Каин провел с ней, он чувствовал себя насильником. Ему было трудно с ней, и, как только позволили приличия, он возвратился к Натие и детям в свой дворец.
После переезда Нин в храм у Каина мало дел находилось в башне, и ему надолго удавалось почти совсем забывать о новой супруге. А та никогда не жаловалась, даже радовалась возможности не встречаться с ним.
Но через несколько месяцев, когда ему сообщили, что новая царица беременна, он едва поверил своим ушам. А Натие рассмеялась:
– Тебе повезло. Теперь у Шум Эта не будет повода жаловаться на этот брак.
Но Каину не понравилась мысль о ребенке, зачатом в омерзении. И он постарался забыть обо всем.
Натие тоже ждала ребенка, обещая, что теперь родится дочь. И это радовало Каина.
Минуло еще несколько лун; в Ноде вновь наступила весна. В один прекрасный день Каина посетил Син Ака, чей взгляд все еще блуждал, и огорченно поведал, что новая царица плохо переносит беременность.
– Ребенок будто ее отравляет, – говорил он. – Наши лекарства не приносят облегчения, а бог Луны отказывается слушать наши молитвы.
Каину стало стыдно. «Жизнь чужой девочки в башне, должно быть, невыносима», – подумал он. На следующий день он вместе с Натие попытался скрасить ее одиночество. Но она, страшно бледная, даже не смотрела на них, оставаясь в постели.
Ей хотелось только одного: чтобы позвали лекарей из ее родного Шумера.
– Мне кажется, твои жрецы пичкают меня отравой, – шептала она.
Каин пообещал тотчас отправить гонцов за лекарями, и она успокоилась: ее нервные руки перестали теребить одеяло.
Загрустила и Натие, испытывая дурные предчувствия.
Приехали целители и жрецы из Шумера.
– Они похожи на магов, – заметила Нин, жившая теперь в храме, но не утратившая любопытства.
Однако ничто не помогло Хет Се: когда семь лун прошло с начала беременности, она родила сына; ребенок был большим, словно прожил в ней полный срок, но при рождении умер. Сама же Хет Се изошла кровью, без сопротивления позволив жизни вытечь из себя.
Получив известие об этом, Каин почувствовал облегчение, смешанное с чувством вины. Но теперь, когда Хет Се не стало – будто никогда и не было, – жизнь обещала войти в прежнюю колею.
И возможно, так бы оно и было, не прими Каин, верный долгу вежливости, приглашения шумерского двора сказать последнее «прости» умершим, уже подготовленным к погребению.
Пристально посмотрев на ребенка, Каин резко зажмурился, а потом посмотрел еще раз, с ужасом сознавая, что этот ребенок – сын Сатаны. «Это невозможно», – подумал он и вновь оглядел короткие ноги, длинные руки, покрытое черными волосами тело, холмистый лоб и странную морщинку вокруг большого рта.
А в следующий миг истина мечом рубанула по нему, надвое рассекла все его существо: не сын, внук.
На этот раз буря ворвалась в него не жалобным ветром, а бушующим ураганом. Каин оглядел комнату, удивляясь тому, что стоящие вокруг люди не слышат могучего рева, перекрывающего все и вся.
Резко повернувшись на каблуках, он помчался, как загнанный зверь, по башенной лестнице прямо к страже:
– Коня, быстро!