Если не видишь больше никого приходящим трижды в год пред Господа (Исх. 23:17) и приносящим дары в храм, закалающим пасхального агнца, вкушающим опресноки, посвящающим первородное, освящающим начатки, когда видишь, что никто более не соблюдает этих обычаев, тогда скажи:
Но когда видишь, что народы принимают веру, что возводятся церкви, что не окропляются более алтари кровью животных, но освящаются драгоценною кровью Христа, когда видишь, что священники и левиты не тайнодействуют более кровь тельцов и козлов, но слово Божие посредством благодати Святого Духа, тогда скажи, что после Моисея возведен и принял командование Иисус, не тот, что является сыном Навина, но Иисус, Сын Божий»[215].
Моисей – олицетворение ветхого Закона. Умер Моисей, вместе с ним умер и Закон, настаивает Ориген в другой проповеди: «Моисей мертв. Действительно, прекратился Закон, потому как Закон и пророки – до Иоанна… Моисей, раб Господень, мертв, потому что мертв Закон и заповеди Закона идут уже к концу…»[216]. Из этого утверждения как ясное следствие вытекает поучение о превосходстве Иисуса (не Навина, а «моего Господа и Спасителя») над Моисеем.
Последующая экзегетическая традиция многократно и с бесконечными вариациями возвращается к этой идее. Для блаженного Феодорита смерть Моисея предызображает конец Закона, тогда как вступление во власть Иисуса Навина пророчески указывает на явление другого Иисуса, нашего Спасителя: «Как по истории, когда скончался Моисей, Иисус ввел народ в обетованную землю; так по кончине закона явившийся нам Иисус отверз благочестивым людям небесное царствие»[217].
Тот же самый параллелизм наблюдается и на Западе, к примеру, у св. Илария Пиктавийского: «Как Иисус преемствовал Моисею, так Иисус приходит после Закона»[218]. У бл. Августина[219] и Кводвультдеуса[220] мы встречаем ту же самую типологическую перспективу.
Как можно видеть из этого краткого обзора, типология Иисус Навин – Иисус Христос, развиваемая толкователями древней Церкви, делает невозможной типологию Моисей – Иисус Христос. Последняя также присутствует у отцов и учителей Церкви. Христос в ней представлен как новый Моисей, выводящий народ Свой из рабства греху, ходатайствующий пред Богом и дающий новый «закон» – Евангелие. Но когда древние церковные писатели проводят типологические параллели между Иисусом Навином и Иисусом Христом, типология Моисей – Христос становится невозможной, поскольку экзегезис в этом случае строится на противопоставлении образов Моисея и Иисуса Навина и на типологическом сравнении, а то и отождествлении последнего со Христом. Несовместимость двух типологий не смущала древних авторов. Уже у Оригена в его гомилиях на Исход мы встречаем весьма развитую типологию Моисей – Христос, и в его же гомилиях на книгу Иисуса Навина – полную ее замену новой типологией: Иисус Навин – Иисус Христос. Даже учитывая то, что основным экзегетическим методом древней Церкви было толковать Писание Писанием, а александрийский экзегезис это всегда сплошные аллегории (Ориген полагал, что в Писании содержатся не события и факты, а загадки и тайны), все же нелегко бывает порой убедить себя в корректности экзегетических построений древнецерковного автора.
Великое поручение (1:2b-9)
Иисус Навин получает повеление:
Вожделенная земля патриархов лежит пред взорами израильтян. Получить во владение эту землю отцов было заветной мечтой многих поколений лучших из сынов Иакова, тех, для кого трудную свободу не заменишь сытым египетским рабством. Кости тосковавших по египетским горшкам пали в пустыне. У Иордана, у границ Палестины – новое поколение, не помнящее Египта. Это уже не рабы, это – вольные бедуины-кочевники, ведомые Господом свободы к наследию своих отцов, к Ханаану.