Жажда красивой известности была присуща Башкирцевой, как стихийная сила. Будучи еще двенадцатилетней девочкой, она очень резко определила свое призвание: прославиться, быть знаменитой, быть известной повсюду. Она сознавала свою огромную и всестороннюю даровитость, свое умственное превосходство, свою чуткость и вкус, и, обремененная этими дарами, не будучи еще в состоянии в них разобраться, счастливая и гордая их обладанием, она была бесповоротно убеждена, что рано или поздно, так или иначе, эта ее внутренняя сила высоко ее поднимет над толпой и обратит на нее внимание мира. Она открыто высказывается на этот счет в своих записках, не смущаясь тем, что такое самообожание ее может кому-нибудь показаться глупым и даже противным. Она сознается, что эта страсть иногда достигает у нее чудовищных размеров. «В те минуты, когда я одержима манией величия, – пишет она, – все предметы мне кажутся недостойными моего прикосновения, мое перо отказывается записывать обычное название дня. Я смотрю с сверхъестественным презрением на все окружающее и затем, вздыхая, говорю себе: „Ну, ничего. Смелее! Это время есть только переход, ведущий меня туда, где мне будет хорошо…“» Слова эти написаны Башкирцевой в начале пятнадцатого года. Это еще только детство, но детство, обещающее в Башкирцевой тот рельефный и определенный склад натуры, который, как редчайший феномен, должен был воплотить в одном себе целые массы бесцветных разновидностей того же типа.
Мы видим далее, что с течением лет перед этой необыкновенной, сильной и самоуверенной девочкой жизнь выдвигает свои неумолимые преграды. Но ничто ее не ломает. Она сама создает план своего воспитания, изучает древние языки, проводит ночи за книгами, учится пению и рисованию, мечтает о готовом пьедестале для известности – о браке с высокопоставленным лицом, о каком-нибудь случайном выходе из безвестности; но время идет, внутренние силы растут, а звезда славы так и не думает обозначаться на горизонте…