Княжна Мстиславская

Утром, только посветлело, ещё туман над водой, а встали уже все, нечего разлёживаться, каравану идти надо. Бурлакам на каждую пятёрку по братине крепкой вонючей браги дали, чтоб взбодрились. Да ещё половину каравая ржаного на рыло. Разломали хлеб на куски, посолили, закусили им брагу, из реки напились, и в путь. За пазухой у каждого сухари да ломти каравая, по дороге перекусят, до вечера табориться не станут.

Шерефединов хмуро поглядывал на заросшие лесом берега Москва-реки. До реки Рузы оставалось не так уж далеко. День по ней идти, потом надо будет у встречных купцов узнавать, где лучше идти - по Озерне или Волоше. Хорошо, что в Москва-реке вода невысокая, бурлакам удобно ладьи тащить. А на маленьких речках плохо - могут обсохнуть суда, да на мелях застревать, затянется дело-то. Ну да ладно, как бы то ни было, добраться надо к Волоколамску, а там по речкам вниз ладьи сами покатятся. Бурлаков можно будет отпустить, всё экономия личной казне дьяка.

- Гей-гей! - заорал сидевший в носу холоп. Он схватил короткое, лежавшее рядом копьё и начал тыкать им за борт.

Сморщившись, Шерефединов поднялся и добравшись до левого борта ладьи, глянул на воду. А там, совсем рядом вертелся плотик с двумя оборванцами.

- Дайте хлеба! - кричал один - А то потопим!

- Я те потоплю, рвань кабацкая! - орал в ответ холоп и размахивал копьецом, не давая плотику ближе подплыть. - Ну-ка, я тебе башку-то разобью!

На последней ладье, где плыл Егор со своими, тоже кто-то высунулся поглазеть на попрошаек. Вгляделся и закричал: «Плывите сюда, боговые! Дадим вам хлеба!»

Шерефединов прислонил ко лбу ладонь, всматриваясь, кто это там казённый каравай готов сброду речному отдать. Присмотрелся, узнал. Казак здоровенный, Гойдой кличут. За словом в карман не лезет, никакого уважения не выказывает. Ну его к чертям! Сплюнув за борт, дьяк отвернулся.

А попрошайки уже у последней ладьи плетёными вёслами машут. Вот один ухватился за борт и замер. Сверху перевесился Гойда, подмигнул, сунул пару караваев и палец к губам приложил. Оборванцы как будто опомнились, начали весело, с матерками, благодарить, оттолкнулись от ладьи и дальше поплыли, на ходу вгрызаясь в караваи.

Егор сидел, откинувшись на борт, и полуприкрыв глаза, раздумывал, как ему уйти с Ириной и казаками. Вроде всё уже обдумал, но всё равно прикидывал и так и этак.

- Кудеяр здесь, - шепнул Егору на ухо Кирила-Гойда, подсев рядом.

- Откуда? - Егор удивлённо открыл глаза. И тут же огляделся. Но их разговор никто не слушал. Кормщик далеко, два холопа дьяковых в носу ладьи дрыхнут, его казаки тоже на шкурах, что поверх ящиков брошены - лежат, посапывают.

- Сейчас бродяги подплывали, - негромко сказал Кирила. - Узнал я их, и они меня. Им тут делать нечего, явно Кудеяр послал осмотреть караван. Один из них подмигнул мне, может, помнишь, Гриша Безнос, есаул он в шайке нашей.

- Надо свидеться с ними, - приподнявшись, Егор оглядел реку. Крики он слыхал, но внимания не обратил, а тут вон оно что было: - Неужели Кудеяр дуванить царский караван собрался? - он замолчал, прикусил нижнюю губу, глянул на брата: - А не за тобой он пришёл?

Сморщившись, Кирила махнул рукой.

- Он меня ждать должен был, с вестями от Скобы, - сказал он. - Договорились, что к Ильину дню я вернусь, да и что за мной гоняться? За караваном пришёл, и шайка тут. Как бы он в устье Рузы не кинулся, там место подходящее.

- Если тебя заметили, то встретятся сначала, - рассудил Егор. - Как иначе-то?

- И правда, - Кирила почесал затылок. - Тогда поспать надо как следует, чую, сегодня ночью делов много закрутится.

- Пообедаем, да и ляжем, - решил Егор. - Днём они нападать не станут, тут караван за караваном навстречу идёт, и везде оружных людей полно.

- Тогда сейчас таганок растоплю, - поднялся Кирила. - Узвар сделаю, да мяса погрызем, что вчера наварили.

Ладьи шли легко по гладкой воде, стрежень был у правого берега, бурлаки шагали без особой тяжести. Бечевник здесь низкий, чуть подтоплен водой, иногда босые ноги шлёпают по любопытным малькам, вьющимся на отмели. Бурлаки на них внимания не обращают, покрытые мозолями пятки и не чуют рыбной мелочи. С нетерпением ждут ночи яицкие казаки, когда начнут дуванить караван. До устья Рузы оставалось пройти около шести вёрст.

Берёза загудела от удара. Тяжёлый нож саксонской тёмной стали вонзился в бело-чёрную кору, пробил её и крепко застрял. Усмехнувшись, Отто цу Малхофф, имперский рыцарь и кавалер ордена Меча, одним рывком вытащил нож из дерева. Сорок четыре всадника, отбившиеся от войска де ла Гарди после перемирия с Москвой, под командой цу Малхоффа, промышляли в новгородских и соседних землях. Но добычи было мало, города и сёла почти все разорены. Имперский рыцарь уже хотел уводить своих сумрачных и жадных всадников в Польшу или Литву, как вдруг припомнил, что ему рассказывал Понтус де ла Гарди о торговых путях московитов.

- Если мы сумеем их занять, все деньги мира будут у нас, - оскалившись от жадности, бормотал пьяный барон. - Москву надо захватить, Москву! И реки, что текут рядом.