Князь. Всадники ночи

Хан снова выпил вина – теперь уже не отливая положенных дьяволу капель, особо не таясь, смакуя каждый глоток. Несколько минут, и на площадь пригнали новых жертв: четырех девочек, двух где то лет четырнадцати, двух – постарше. Они уже были обнажены, а руки разведены в стороны и привязаны к положенным на плечи палкам. Девушки кидали по сторонам ненавидящие взгляды, но это было все, что они могли сделать. Хоровод сбился, ушел в сторону, многие невольницы стали подбирать с земли сброшенные рубахи. Песня затихла.

– Танцуйте, – предложил распятым на палках рабыням Гиляз бек. Пленницы не отреагировали, однако хозяина кочевья это ничуть не разозлило.

Он даже улыбнулся, кивнул и произнес всего одно слово:

– Габдула.

В толпе татар послышался довольный смешок. Вперед выдвинулся плечистый воин, развернул смотанный вокруг пояса кнут, щелкнул им в воздухе, потом взмахнул. Две невольницы взвыли от боли, закрутились. Еще взмах – и заметались, стремясь спрятаться от толстого бычьего ремня, другие несчастные.

– Можете выбрать себе кого нибудь, уважаемые, – разрешил, указывая на рабынь, хан.

– Спасибо, – мотнул головой Зверев. – У нас была долгая дорога, мы слишком устали.

– Вырот нукер?

– Нет, досточтимый Гиляз бек, мы действительно успели.

– Как знаете… Но все они в любой миг в вашей власти, коли пожелаете немного сладостей. Я же пойду, уважаемые. Темнеет. Пора спать.

Хан поднялся, спустился вперед, взял невольницу помоложе за волосы и потащил к юрте. Габдула снова взмахнул кнутом – ближняя к нему девушка вскрикнула, опрокинулась на спину. Татарин склонился над ней. Оставшиеся стоять пленницы попятились, но к ним уже тянулись похотливые лапы хозяев.

Андрей отвернулся, рывком встал:

– Пора и мне. Идешь, Иван Григорьевич?

– Как же это, Андрей Васильевич? – нагнав князя, зашептал ему в затылок боярин. – Надо сделать что то… сделать…

– А ты заметил, что, кроме князя, никто из татар не пил? – не оборачиваясь, так же тихо ответил Зверев. – Они сильнее, их больше, они настороже. Мы тут только головы ради чести своей сложить можем, и ничего более. А дело государево еще не исполнено. Надеюсь, они на нас ночью не кинутся. Им ведь тоже кровь свою зазря лить неохота. Брать с нас нечего, а легко мы не дадимся. Должны понимать.

– Но надо же сделать что то, Андрей Васильевич? Как же… Нужно что то сделать!

– Прояви толерантность.

– Чего? – не понял боярин Выродков.

– Смирись. Терпи. Улыбайся. Делай вид, что все хорошо. И моли Бога за то, что среди этих несчастных нет твоей сестры или дочери. Потому как все равно пришлось бы терпеть надругательство над ними. Ложись, Иван Григорьевич, закрой глаза и заткни уши. Попытайся уснуть.

* * *

Утром никаких невольниц уже не было. Хотелось бы верить, что все увиденное – дурной сон, однако семь очагов остались на своих местах, в двух из них рабы растапливали огонь. Скоро для татар будет готов сытный завтрак.

– А вот мне чего то есть совсем не хочется, – заметил Зверев, глядя на синее небо над головой. – Сейчас бы в дорогу. А, Иван Григорьевич? Может, пойдешь, распрощаешься с нашим гостеприимным хозяином? У кого еще, кроме тебя, это получится? А мы пока коней оседлаем.

– Попытаюсь, – угрюмо ответил боярин, скривился и пошел к юртам.

– Княже… – тихо окликнул Зверева молодой холоп. – Княже, снизойди до беды человеческой…

– Что тебе?

– Там… Там девочка у конюшни, загоны чистит. Выкупить ее просит.

– У меня на всех серебра не хватит. Вас, что ли, вместо нее продавать? Ступай, дело свое делай.

Не успел отойти один мальчишка, как вскорости рядом встал другой:

– Княже, там пленник русский, православный. Выкупить просит. Тяжко, молвит, здесь. Долго не проживет.

– Вместо него останешься? А хоть бы и остался, все едино не соглашусь. Ступай, в дорогу собирайся.

– Нечто не видел ты, Андрей Васильевич, что нехристи с братьями творят? Русские ведь они все. И мы – русские. Выручать надобно.

– Со слухом у тебя плохо, шельмец? Собирайся!

Но стоило шугануть одного просителя, как вскоре появлялся другой:

– Все отработаю, княже, верну, добуду. Дозволь выкупить, пропадает человек…

К счастью, боярин Выродков смог распрощаться с Гиляз беком всего за час. Андрей с облегчением поднял полусотню в седло и с места пустил в галоп – чтобы уж никто более ни с какими слезами перехватить не смог. Галоп, галоп, галоп – спустя час они выбрались на знакомую накатанную дорогу и повернули налево, к Казани. Иван Григорьевич ехал на удивление тихий, погруженный в неведомые думы. Причем тяжкие, судя по тому, что время от времени брался за рукоять сабли. Когда же дорога описала петлю по краю зеленого, поросшего тиной и ряской болота, боярин неожиданно для всех сорвал с себя чалму и зашвырнул ее далеко в вонючую жижу.

– Чтоб вы передохли все до последнего!

Князь Сакульский усмехнулся, но промолчал.

Такой боярин Выродков стал очень скучным спутником. Но нравился почему то намного больше. За болотом дорога снова повернула на восток, однако Андрей, почуяв что то неправильное, натянул поводья, свесился с седла:

– Вроде как тропинка тут дальше мимо вязи тянется. А, Иван Григорьевич?