Князь. Всадники ночи

В слабую полудрему он провалился только утром. Комната быстро наполнялась светом, пробивавшимся сквозь веки. Неожиданно с легким шелестом отворилась дверь. Князь расслабленно перекатился на живот, напрягся, готовый вскочить и вступить в схватку, чуть приоткрыл глаза. Он увидел подол шелковой рубахи, босые полные ноги, почему то мокрые. Бесшумно ступая, нежданная гостья прошла совсем рядом, со слабым стуком поставила что то на сундук у изголовья, повернулась к постели.

– Спи, любый мой, отдыхай. – Легкий шепот, волна тепла, словно кто то пронес руку над самой щекой. И все – гостья ушла.

Как только дверь затворилась, Андрей поднял голову. На сундуке стоял букет незабудок и колокольчиков.

– Черт! – вырвалось у него, и сон окончательно пропал.

Завтракать он не стал, с рассветом умчался в сторону Волчьей речки, на охоту. Лука не взял – надеялся набить кистенем зайцев. И был жестоко наказан за самонадеянность. Он не то что не смог никого догнать – до самых сумерек даже не встретил ни одного косого! Пришлось возвращаться с позором уже в полной темноте.

– Что же ты так сушишь себя, супруг мой? – Княгиня, как оказалось, ожидала его на крыльце. – Ускакал не емши, с собой ничего не брал, к обеду не возвернулся. Я уж и Пахома, и Риуса с пирогами посылала. Да сказывают, не нашли. Идем скорее! Я велела тебе полть куриную подушками закрыть.

– Не хочу! Охотник без добычи должен ночевать голодным.

– Перестань, господин мой! Негоже голодать, силу потеряешь. На тебе и служба царская, и о нас забота. Сильным надобно быть. Пойдем, княже. А хочешь – велю буженины холодной и рыбу копченую принести?

– Лучше курицу, – сдался Андрей.

В этот раз в трапезной они оказались вдвоем. Дворня успела поесть перед закатом и теперь, верно, уже спокойно почивала в людских комнатах. А князь и княгиня сидели в большущей зале перед столом, в розовом пятне света, что давали четыре толстые восковые свечи. Зажатая меж двумя блюдами, укрытая тремя перьевыми подушками курица оказалась еще горячей. Не обжигающей, конечно, но невероятно вкусной для молодого человека, ни разу не поевшего за весь день.

Сперва Андрей оттяпал ножиком грудку, тщательно прожевал, стянул коричневую поджаристую кожицу, обсосал позвонки, взялся за ножку. У Полины, смотревшей на него во все глаза, на щеку вдруг выкатилась слеза.

– Ты чего? – остановился он.

– Ты меня не любишь?

– Чего это ты вдруг спросить решила?

– Ты меня не любишь?

Андрей вернулся к ужину. Женщина поднялась со скамьи, быстро ушла из трапезной. Зверев откусил кусочек мяса, еще… И вспомнил свадьбу. Их обоих тогда по обычаю тоже весь день не кормили. Сидели они на пиру и лишь любовались, как все остальные вкусностями угощаются. Но когда их проводили к постели, то там для молодых оказалась спрятана курица. Именно тогда жена и прикоснулась к нему в первый раз: он оторвал от тушки ногу и протянул ей. А она – взяла.

– Вот проклятие!

Есть сразу расхотелось. Андрей бросил недоеденный кусок на блюдо, схватил подсвечник и пошел наверх.

Спал он в эту ночь крепко, как убитый, с первыми лучами не поднимался – а потому не заметил, когда букет со вчерашними цветами поменялся на новый, с ромашками.

– Черт! Черт, черт! – отпихнул князь расписной глазированный кувшин. – Зачем она это делает? Зачем? Все равно ничего изменить уже нельзя. Ничего! Сегодня же… – Он начал одеваться.

Однако сделать ничего не получилось. Полины не было дома, не было на улице, она не явилась к столу завтракать. Молодой человек ходил кругами, ловя на себе угрюмые взгляды дворни – тяжелые, исподлобья. Но стоило ему повернуться – как бабы тут же отворачивались. А мужиков в доме считай что и не было. Даже Пахом куда то пропал.

– Стой! – наконец остановил он замызганную холопку в исподней рубахе и переднике, выносившую на улицу бадью с грязной водой. – Княгиня где?

– Прости, Андрей Васильевич, не ведаю.

– Хорошо…

Он вышел на улицу, направился к теткам, выбивавшим коврики.

– Эй, вы давно на улице? Княгини не видели? Где она сейчас?

– Прости, княже, – склонились они до пояса. – Не знаем.

Он развернулся, решительно прошагал на кухню.

– Полина здесь? Нет? Тогда где?

– Прости, господин, не знаем.

– Тогда кто знает?! – Он выхватил саблю и одним махом развалил стол, на котором запорошенная мукой кухарка шинковала лук. – На хрена вы тут торчите, если ничего не знаете?!

– Обед готовим, княже… – Женщина замерла с ножом в руке и заметно побелела.

– Вы хотите узнать, каков я в гневе?

– Не велено… – сглотнула тетка.

– Что не велено?

– Сказывать не велено…

– Дальше, милочка, дальше… – Сверкающая полоска стали коснулась ее подбородка.

– В паломничество княгиня отправилась, господин. Милости у Господа вымаливать… И покровительства… святых чудотворцев Петра и Февроньи…

– Куда?

– К храму нашему… На Боровинкином холме.

– Какое же это паломничество? – опустил клинок Андрей. – Тут ходьбы полчаса.

– Она… Она на коленях пошла, княже. Милости вымаливать. О сохранении покоя семейного.

– Дура, – убрав саблю в ножны, повернулся спиной к кухарке Зверев. – О спасении семьи Богоматери молятся.