Зачем она так старалась? Для кого? Для него, для себя, для детей? Красивые, конечно. Но ведь она их больше не увидит. И они ее не увидят. И он ее больше не увидит.
Никогда.
– Да будьте вы все прокляты!
Князь подскочил к Аргамаку, отпихнул холопа в сторону и взметнулся в седло. Тут же дал шпоры – лихой жеребец сорвался с места, птицей слетел вниз, на лед заводи, понесся вниз по Вьюну, раскидывая нетронутый снег, и через считанные минуты вырвался на бескрайний ладожский простор. Андрей принял чуть вправо, продолжая мчаться галопом, во весь опор. Валаам лежал от его удела чуть севернее, и промахнуться он никак не мог. Действительно, через полчаса Зверев встретил санный след, повернул по нему, а еще через полчаса различил впереди несколько темных точек.
– Давай, давай, мальчик, не подведи. Давай!
Широкие розвальни тащились по льду со скоростью черепахи, а потому всего за четверть часа князь легко обогнал всю кавалькаду и спрыгнул на лед возле первых саней, рванул вместо замотанной в платки бабы обледеневшие вожжи:
– Стой! Стой, приехали!
Он перебрался на сани, отдернул медвежий полог, раскрыл высокий ворот бобровой шубы.
– Ты куда собралась, Полина? Зачем? Не нужно.
– Я больше не твоя. – Глаза ее были красные, маленький носик распух. – Я ухожу. В монастырь. Матрена, поезжай!
– Нет. Не пущу! Ты моя жена Я тебя не отпускаю.
– Не имеешь права. Против Божьей воли твоей нет. Поезжай!
– Стой! Нет. Не вздумай. Ты моя жена, моя княгиня. Ты княгиня Сакульская! Ты должна.
– А я не хочу! – неожиданно закричала тонким голосом женщина. – Не хочу быть княгиней! Я любимой быть хочу! Хочу ласки! Хочу желанной быть! Хочу, чтобы ко мне бежали, ко мне скакали, меня желали, ждали, любили, искали, хочу, хочу, хочу… – Она закрыла лицо ладонями, плечи задрожали. – Я… Я… Ты меня не любишь. Не буду без этого. Не буду. Матрена, езжай!
– Не смей! – Князь повернулся, поймал возничую за шиворот и стряхнул с облучка.
– Поехали!
– Стой! Стой, Полина. Я… – Он взял ее руки и отвел от лица, как сделал это когда то в день свадьбы. – Я не могу без тебя, Полина. Не могу. Не получается. Не уходи от меня, пожалуйста. С тобой – не знаю. Но без тебя… Как сердца кусочек из груди вынули. Не хватает. Не бьется сердце. Никак.
Он поднял голову, обвел шальным взглядом столпившуюся вокруг дворню:
– Что вам тут надо?! Чего вылупились?! Вот отсюда! Все вон! Убирайтесь! – И снова наклонился к жене. – Останься со мной. Не знаю, как сказать… Нет, знаю. Знаю. Я люблю тебя, Полина. Люблю. Ты моя. Не отдам тебя ни Богу, ни дьяволу. Никогда. Моя и только моя.
Он крепко обнял утонувшую в шубе женщину, начал целовать ее лобик, ее глаза, брови, на этот раз, к счастью, ничем не подведенные, ее соленый нос.
– Ты… – всхлипнула она. – Ты ко мне… Ты меня…
– Только тебя, моя хорошая. Душа моя. Я без души жить смогу, а без тебя нет.
– По… По настоящему…
– Полина… – Он расстегнул на шубе крючки и теперь мог целовать уже ее подбородок, шею. – Господи, как я по тебе соскучился!
– Любимый мой, – наконец ответила женщина и запустила обе руки ему в волосы. – Не отпущу. Никогда не отпущу.
– Совсем? – Он попытался выпрямиться, но княгиня и вправду повисла на нем всем весом. Он чуть сдвинулся, опуская ее на дровни, потом нащупал полог и рванул к себе, накрываясь с головой. – Не отпускай. Я согласен.
– Душно.
– Подожди, без шубы будет легче.
– Все равно душно.
– И без рубашки.
– Душно.
– Отчего?
– Да сними же ты пояс, царапается! Душно. От ферязи душно. Андрей… Господи, как же я по тебе соскучилась! Зачем ты так?
– Забудь. Тогда ты была… Теперь ты будешь… Забудь, Полина. Я люблю тебя. Разве я тебе не говорил? Я тебя люблю…
Они выглянули из под полога уже перед полуднем. Андрей опустил шкуру до середины груди, обвел шальным взглядом сверкающий ладожский простор.
– Вот, черт!
– Не богохульствуй.
– Да ты сама посмотри.
– Чего? – Княгиня высунула разлохмаченную голову.
– Никого нет. Вообще!
– Конечно, – засмеялась она. – Ты же сам их прогнал!
– А они ушли. Вот идиоты!
– Перестань ругаться!
– Да? Сейчас мне придется вылезти, связать все сани в обоз и самому вести их в княжество.
– Но я не хочу, чтобы ты уходил!
– Лошади замерзнут. Мне их жалко. Нужно отвести в конюшню. Придется вылезать.
– Вот черт! Какие идиоты!
– Что ты сказала, родная?
– Я люблю тебя, Андрей, супруг мой. Какая я счастливая!
– Пожалуй, я этого не заслужил, но я тоже чертовски счастлив.
– Перестань богохульствовать!
– Я пытаюсь, любимая. Не получается.
– Не уходи!
– Оставайся здесь. Я сейчас увяжу все сани, развернусь, немного проеду, а потом заберусь к тебе.
Супруги вернулись в имение только поздно вечером. Князь оставил обоз на льду заводи, поднялся наверх, ведя в объятиях завернутую в медвежий полог жену.
– Кто готовил курицу с утра? – громко спросил он.
– Я, – отозвалась одна из женщин.
– Две штуки к нам в опочивальню принеси. Когда готовы будут. И до второго пришествия нас больше не беспокоить!
Чета Сакульских заснула только поздним утром, решив на семейном совете не выбираться из постели до самой весны. Но уже через два часа к ним в спальню ворвался Пахом: