Князь Владимир

Наконец вошли в громадный зал. Владимир невольно отшатнулся. Показалось, что вступил в бесконечный мир вирия, ибо стен так и не увидел, а тысячи и тысячи светильников уходили вдаль, где измельчались так, что терялись вовсе. Женщина приложила палец к губам, поманила. Он осторожно двинулся следом, переступая словно по тонкому льду. Не сразу сообразил, что стены сплошь заставлены громадными зеркалами, но все равно громадность зала потрясала, а мириады светильников слепили. Хотелось зажмуриться или закрыть глаза ладонью.

Сердце грохотало так, что болели уши. Но за этим залом оказался еще: зеркал меньше, горят лампады, строго смотрят лики святых, в которых Владимир сразу узнал лица базилевсов и царственной родни, под стенами плотно стоят массивные сундуки, скрыни, над ними на особых подставках блестят золотом и серебром лари и ларцы. Если сундуки, как догадывался Владимир, битком набиты золотыми монетами, то в ларях доверху алмазов, драгоценных камней. Здесь либо царская казна, либо ее немалая часть. Ибо ежели базилевс возжелает кого-то одарить, он не должен посылать человека в тщательно охраняемые тайные подвалы. Он должен просто протянуть руку и взять нужное количество злата.

Ошалевший, он сквозь струйки пота, бегущие через глаза, смутно увидел массивную дверь, отделанную украшениями из золота и серебра. Ручка в виде головы дракона с ощеренной пастью, вместо глаз горят крупные рубины. Свет переламывается в гранях, ярко-красные глаза злобно следят за каждым движением.

Едва не оглохнув от ударов сердца, он осторожно толкнул створки. Обе подались без звука. Он шагнул вслед и очутился в небольшой, но богато обставленной комнате.

Анна, бледная и взволнованная, сидела в кресле. Два светильника слабо освещали стол с бумагами, горку книг, ковры на стенах. Анна была в легком платье без украшений, волосы ее блестели, по ним прыгали золотые искры.

– Анна, – выдохнул он.

– Вольдемар…

Он опустился перед ней на колени. Не думая ни о чем, жадно вдыхая запах ее нежной кожи, ощутил, как его затылка коснулась ее нежнейшая рука. Голос, нежнее шелка и легче ветерка, прошелестел над ним:

– Ты хотел мне что-то сказать…

– Анна, – выговорил он сдавленным горлом.

Ее пальцы продолжали гладить его по затылку, трогали волосы, задевали уши. Он чувствовал, как тело наливается тяжелым огнем, огнем расплавленного металла, а голос стал хриплым от страсти:

– Анна, я пришел сюда за гибелью.

– Почему?

Он не поднимал головы, уткнувшись лицом в ее колени. Ее пальцы дрогнули, застыли, но ладонь она не убрала.

– Я не могу жить, если не буду видеть тебя, – сказал он обреченно. – Зачем мне жизнь? Тебя нет, и у меня темно в глазах. Я превращаюсь в лед, я начинаю умирать, если ты отдаляешься. Я чувствую, когда ты бываешь на дальнем конце дворца. Мне тогда холоднее! У меня уже нет души, она переселилась к тебе. Если базилевс в силах убить человека одним словом, то ты – взглядом. Но ты можешь и дать жизнь, что не под силу даже базилевсу!

Он умолк, ибо в груди поднялась такая буря, что его затрясло. Ему хотелось плакать, а сверху раздался ее тихий, чуть удивленный голос:

– Ты говоришь так странно и необычно… Говори еще!

Он поднял голову. Их взгляды встретились. В ее огромных глазах была такая печаль, что теперь он в самом деле ощутил на глазах слезы. Чужая рука сжала сердце с такой силой, что он вскрикнул от злой боли.

– Анна… что мне делать?

Она ответила медленно, ее огромные и чистые, как горные озера, глаза смотрели неотрывно, в них заблестела влага:

– Что делать нам?

Он задохнулся, смотрел остановившимися глазами. Она опустила ресницы:

– Я тоже ощутила на себе это колдовство… И не могу, не хочу ничего сделать. Мне больно, но я не хочу избавляться от этой боли. Я просто боюсь, что с нею уйдет и счастье.

Владимир боялся шевельнуться, чтобы вспугнутое наваждение не унеслось, как белка при виде человека.

Неожиданно она сказала прерывающимся голосом:

– Иди ко мне.

Владимир опешил. Ему показалось, что он ослышался. Принцесса смотрела гордо, спина ее была прямой. Он увидел, как блестят ее глаза, и потрясенно понял, что озера слез вот-вот прорвут запруду и соленые реки хлынут по бледным щекам.

– Анна!

– Я не сошла с ума, – сказала она резко. – Вчера к нам прибыли послы из Германии. Я боюсь…

Его рука метнулась к поясу, едва не оборвала пустые ножны.

– Никто не смеет тебя тронуть!

– От этого не спастись. – В ее голосе была смертельная тоска. – Дочери царственных особ – ценный товар. Настолько ценный, что любовь для них недоступна. Только – государственные интересы! Если потребуется скрепить узы с Германией, меня завтра же отдадут за германского императора. Если же, скажем, Франция или Гишпания станет отдаляться от союза с нами, то меня отдадут туда… дабы браком укрепить связи.

– Я понял, – прошептал он раздавленно.

Он обнял ее, прижал к груди, но не стал жадно целовать, как мечтал бессонными ночами, а держал бережно, гладил по склоненной головке, осторожно касался губами пахнущих жасмином волос. От них аромат шел неуловимо тонкий, нежный, щемящий.