Князь Владимир

Олаф обиделся, шел молча, пока не прошли мимо бродячего цирка. Двое худых жонглеров бросали друг другу ножи, а пышногрудая женщина, одетая очень рискованно, громко и пронзительно пела, аккомпанируя себе на лютне.

– Хорошо поет, – сказал Олаф. – Громко.

– Голосистая, – согласился и Владимир.

Его глаза безостановочно выхватывали из толпы подозрительных, а сам старался держаться от любой кучки подальше.

Олаф оглянулся на женщину. В синих глазах застыло недоумение.

– Почему? Вроде бы не голая, да и вымя дай боже каждой… Или я не так тебя понял? Что у вас за язык, у русов… Когда ты сказал вчера про ручей: воды по колено, а рыбы до хрена, я полдня ломал голову, все думал, как это может быть.

– Да зачем тебе думать? Вон у тебя какие мышцы!

– Дурень ты, Вольдемар. Это мы сейчас два этериота, а когда вернемся, нам быть мудрыми и все знающими конунгами!

Владимир даже рот открыл. Олаф всегда удивлял неожиданными переходами. Правда, ему в самом деле когда-то достанется меч конунга, но все же странно услышать о мудрости и знании от могучего викинга, который дня не проживет без драки. Скорее о мудрости заговорили бы гранитные глыбы мостовой, по которой когда-то бродили эллинские мудрецы и которую сейчас топчут их сапоги.

– Веришь, что вернемся?

– А то как же?

– Сколько нас сюда приехало, – сказал Владимир с тоской, – которые верят в скорое возвращение. Славяне, русы, армяне, готы… Уже от старости в могилы смотрят, а все еще верят!

– Мы вернемся, – повторил Олаф, но прежней твердости в его словах Владимир не ощутил. – По крайней мере ты. Я же вижу, как у тебя яд течет из зубов!

Владимир сказал замедленно:

– Надо вернуться…

Голос его дрогнул. Олаф быстро посмотрел по сторонам:

– Что-то случилось?

– Мне кажется, за нами уже идут. Нет-нет, не поворачивайся. Надо что-то придумать. Ты иди прямо, а я сверну в ближайший переулок. Если простые грабители, что маловероятно, они пойдут за тобой.

– Почему?

– Олаф, на тебе все сверкает. И кошель твой болтается на виду. Все девок богатством сманиваешь? А ежели за мной, то это опять люди Ярополка.

Олаф шел как деревянный, шея скрипела от усилий держать голову прямо, не дать посмотреть, что там сзади. Спросил одними губами:

– Где встретимся?

– Давай возле Иудейского квартала. Там запертые ворота, две лавки, стража.

Он хлопнул его по плечу, свернул в улочку и пошел неспешной походкой богатого воина на отдыхе. Олаф краем глаза следил за другом, пока едва не ударился лицом о стену. Выругался, пошел тоже вразвалку, осматривал дома и окна, оглядываясь с улыбкой вслед красивым женщинам. Он все еще не видел, чтобы кто-то шел за ним или свернул за Вольдемаром, но в теле возбужденно дрожали мышцы, кровь шумела в жилах, пенилась на порогах суставов, в голову ударила хмельная волна, и он едва сдерживался, чтобы с мечом в руке не повернуться и не спросить:

– Ну, кому тут я не ндравлюсь?

До Иудейского квартала оставалось пересечь всего лишь улочку кожевников. Он помедлил, рядом призывно раскрыла двери небольшая оружейная лавка. Там полумрак, в глубине Олаф рассмотрел широкий прилавок, грузного мужчину.

В лавке пахло железом, маслом для смазки и чистки, окалиной, здесь чинили сломанные кинжалы. Мужик за прилавком смерил его угрюмым взглядом:

– Этериот? Ну, для таких гостей у меня вряд ли что найдется. Вы привыкли получать из казны, а не покупать.

– Я не ромей, – ответил Олаф. – Я иногда покупаю. А иногда просто забираю.

Хозяин сказал знающе:

– Варвар, понятно. Вся армия уже из варваров. Да и во дворце… Как тебе здесь после твоих степей? Или откуда ты? Удовлетворяет ли служба во дворце?

Олаф скривился, будто тяжело груженный верблюд наступил на больной палец:

– Когда идем на службу, вовсю глазеем на молоденьких девушек. Только и думаешь, как бы ту затащил к себе или вон ту… Потом целый день упражняешься с оружием, бегаешь в полном доспехе и со щитом, мокрый как мышь, а к вечеру уже тащишь ноги мимо самых хорошеньких и думаешь: борщу б горячего… Значит, удовлетворяет.

Хозяин хмыкнул, глаза потеплели. Олаф к полумраку привык, а ножи перед ним появились на прилавке даже лучше, чем висели на стене.

– И это все? – удивился он на всякий случай. – Да такие у нас в каждой деревенской кузнице!

– Да? – ответил хозяин. – Сомневаюсь. Но взгляни еще и на эти…

У Олафа перехватило дыхание. Благородство лезвий проступает даже сквозь ножны – узкие и удлиненные, рукояти отделаны с изящной простотой, а когда потащил один из ножен, клинок выполз хищный и радостный, заблистал искрами, хотя солнечный свет остался за порогом.

Хозяин хмыкнул, варвара видно насквозь, и чтобы добить вовсе, выложил на прилавок еще – в богатых ножнах, рукоять из слоновой кости с насечкой, чтобы не скользнула в пальцах при броске, а лезвие, лезвие…

Хозяин наблюдал с удовольствием. Разряженный как павлин, этериот все же не кажется неженкой, а в хорошем булате, как ни странно, разбирается тоже.