Князь Угличский

Когда все накушались в обоих смыслах, я показал царю и тестю картофелины и несколько блюд из него.

— Государь, Борис Федорович, вот овощ заморский, прозывается картофель. Весьма сытный и множество великое блюд, из него можно приготовить.

— Безыскусный какой-то. — Произнес Федор Иоаннович, попробовав блюда.

— Ты государь в пост откушай картошечку мятую с кислой капусткой. Пальчики оближешь. Притом еда постная. Ты же ведаешь, бо Господь не всегда дает хлебу вызреть, аль люди воинские вражеские урожай сгубят, от того бывает, голодают крестьяне твои, бо картошка сия неприхотлива, потому как в земле растет и храниться год может. От того множеству черных людей облегчение будет великое, коли раздать им в хозяйство сей овощ.

— Любишь ты черных людей Дмитрий. — Высказался царь.

— Так мы все: ты великий государь, князья да бояре стоим на них како дерево на корнях. Коли корни сыты, водою политы, цепко сидят в земле, так и ствол крепок.

— Молодец Димитрий, — слегка пьяным голосом похвалил царственный брат. — Зазря яз на тебя серчал. Борис Федорович скажи?

— Разумен не по летам, государь! — Поддержал царя трезвый, как и не пил Годунов.

— Ты вот чего Димитрий, желаю яз собе телескоп.

— Сделаю государь. — Пообещал я. — С утра сеунча пошлю в Устюжну стекла зрительные заказать.

— Молодец. — Все ж поплыл братец от крепкого градуса. — А книжки свои богопротивные, вели мне прислать, посмотрю на них по случаю.

На том гости и разошлись по домам.

Наутро Годунов прислал за мной слугу, приглашая к себе.

— Доброго утречка Борис Федорович. — Произнес я приветливо.

— Доброго, доброго, Ты чего княже, белены, что ль объелся в вечор? — Взял быка за рога, тесть.

— Об чём речь ведешь? — вопросил я, прекрасно понимая вопрос.

— Об книжках твоих дурных! Вот об чём! Государь в вопросах веры черного ходу не имает, у него здеся повсюду красное крыльцо.

— Да яз супротив веры не заикался даже! Кирилицу придумали монаси — человеки простые, за что им глубокий поклон, бо буков напихали туда преизлишних зазря!

— Ты, что ль не разумеешь? Коли государь усомниться в благочестии твоем, с легкостью могет выслать в монастырь дальний, бо Романовых, израдцев нонешних, наследками объявить! Больно много воли дали во младых летах, нужно было монасям суровым тебя отдать в воспитание.

— Борис Федорович, давай не будем ругаться. Напиши молитву любую, прямо сейчас на бумаге, и яз ея начертаю при тебе и зачтем оба, коли яз звук рекомый в слове не смогу утвердить, забуду про простую азбуку и книги творить стану лишь по каноническому письму.

Сердито посмотрев на меня, Годунов согласился:

— Деля твоей же пользы спор ведем. Эй подайте писчий прибор! — прокричал он в закрытую дверь.

Минуты не прошло, как вошел слуга с большой плоской шкатулкой. Установив её на стол и раскрыв, выставил на стол несколько закрытых чернильниц, листы плотной бумаги, связку лучших очиненных гусиных перьев, песочницу и с поклоном удалился.

Годунов прошел в красный угол и, перекрестившись, достал потертый молитвенник. Потом вышел за дверь и вернулся со своей женой.

Я встал и поприветствовал тещу:

— Здравствуй матушка Мария Григорьевна!

— Доброго утречка Димитрий. Ждет исполнения твоих посулов Федор. Игрушку с красотой внутре, с вечеру угомона нету. Ты уж поспешай, сделай милость.

— Сейчас не об том мать, — оборвал её Борис Федорович. — Нако святую книгу и чти нам молитву любую, дабы поспевали мы писать.

Теща слегка удивилась, но взяв книгу принялась диктовать. Я, достав стальное перо и сняв колпачек, макая в чернильницу, стал записывать псалмы ровными рядами. Годунов также писал на бумажке, поминутно косясь на мой письменный прибор. Исписав пол страницы, он остановил жену и попросил меня зачесть молитву с листа.

Я естественно с легкостью прочел текст.

Он забрал у меня бумажку, сложил обе рядом и стал сверять оба текста. Уточнив несколько звучаний на листе, он вынужден был признать одинаковое значение по разному написанных слов, при том, что мой текст был на четверть короче.

— Запямятовал яз, бо ты у нас всё наперёд ведаешь, хорошо не на корову спорил. — Увидев как удивленно, посмотрела на него жена, он услал её из палаты.

— Что это за палка у тебя за место пера?

— Это Борис Фёдорович ручка, чтоб писать. Вельми способнее, чем пером гусиным.

— Ты вот чего царевич, коли чего придумываешь в хозяйстве нужного, ты мне тож соделывай.

— Прими Борис Федорович в подарок сеё перо, ты муж государев, тебе нужнее. — Я вытащил из внутреннего кармана небольшой чехол, где хранилась ручка и запасные стальные перья, и, отсыпав несколько штук, передал Годунову. — Вели принести книги, что яз тебе в вечор подарил.

После того как книги положили на стол, я брал каждую из них и рассказывал о её пользе.