Князь Угличский

— Однако? Сколько же надобно пороху? Хотя ход затейливый, такового никто не ждет. Обложить крепость. Выбить пушки на башнях, або как привыкнут, то безлунной ночью подкатить бочки к стенам, да поджечь. А опосля на приступ тут же. Хитро. Токмо оне на стенах всю ночь огонь жгут, враз приметят, а коли вдали поставить, может взрыв не достать до стен.

— Вы хитрые и умелые воинские люди. Нашей державе надобен Ревель, чего присоветуете?

— Государь, — Обратился ко мне голова Посольского приказа, — страшуся яз, коли мы в прю встрянем, как бы с польским королем не рассориться. Взяв Ревель государство наше усилится вельми, ляхам того не надобно. Мож поять Ругодив един, отстроить сильно, да короля свейского уломать на мир, аль откуп дать? Не станет он из-за малого городка ратиться?

— Свеям, как и Польше усиление России не нать. О прошлую войну от свейских людей земли дедовские возвернули, бо плавания вольного не дали, потому как земля та бедная, а торговля даст прибыток небывалый. — Вставил свое слово Годунов.

— Игнатий Тимофеевич, — обратился я к главе Стрелецкого приказа дьяку Сафонову. Чего у нас с нашим войском?

— Десять полков новоустроенных, числом до десяти тысяч стрельцов. В воинском деле опыту нету. Стрельцов по старому уложению двадцать тыщь, из них десять тыщь московских. Семь тыщь на полудне с воеводой Бутурлиным Шевкала воюют. Городских ополченцев из городов разных можем набрать с десять тыщь человек, оружие доброе есть в казне государевой. Рейтарских новых два полка оружны, с броней. Служилых татар можем призвать тыщь десять-пятнадцать. Да дворянское ополчение конное шестьдесят тыщь человек, токмо оружны они по-разному, кто в бархатец да зерцало облачен, кто и в сермяжном кафтане. По-хорошему тыщь пятнадцать-двадцать в добром доспехе прибудут.

— Что у свеев за войско?

— В поле король Карл может выставить от десяти до пятнадцати тысяч сильного войска, из них четыре тысячи рейтар. В основном немцы — наемники умелые, природных свеев мало. По крепостям и местечкам Ругодивской земли сидит до десяти тысяч воинов.

— Чего думаете об том, чтоб воинской силой взять под нашу руку Ругодивскую землю? Борис Федорович?

— Нам посильно взять Ругодив, Ревель не сдюжим.

— Василий Яковлевич, ты чего скажешь.

— Ревель нам нужон для торговых дел, коли того города взять немочно нам, то и затевать войну бессмысленно. По размышлению, от Ругодива толку не станет. Оне с Ивангородом через реку Нарову, друг супротив дружки. Можно выйти на аглицкую али галанскую державу, дабы помогли нам в воинской затее супротив свеев. За то льготу им дать на несколько лет, коль выгорит дельце наше. Хучь яз и противник привилеев для иноземных купцов, або для пользы государевой поступлюсь норовом.

— Игнатий Тимофеевич, твое слово.

— Рано нам государь лезть в ливонские земли. Пущай свеи с ляхами друг дружке кровь портят. Нам бы надобно обождать. Через два лета у нас будет десять тыщь рейтар и пятнадцать-двадцать тысяч стрельцов нового строя. К тому ж укладка железного пути в Диких землях вельми споро идет, новоустроенные городки и остроги горя не ведают, хлебом и всем прочим снабжение без препон по тому пути деется. Надобно нам для уготовления воинского до Ивангорода железную дорогу уложить. Тогда твое войско, государь, беды в едове да фураже знать не будет.

— Ну, значится, обождем покуда. — Так я решил по итогам совещания. — Василий Яковлевич, чего там с нашими выучениками в Оксфорде аглицком?

— Один из градодельцев зарезан в драке в кабаке, другой от чумы сгинул, еще один пропал без вести, остатние постигают ученья хитрые.

— Послу нашему Ивану Зиновьеву укажи переговорить со студиозами, коли надобности в дальнейшем учении не увидят они, пущай сдают дисциплины и возвертаются на Русь, коли восхотят далее обучаться, упредить их, аже государь дает им ещё два лета. Князю Василию Туренину пусть прикажет без промедления оставить учебу и вернуться ко двору, надобен он мне.

После совета с дьяками и Годуновым, дал знак Бакшееву, который состоял при мне наперсным слугой.

— Афанасий Петрович призови ко мне Иллариона. — Произнес я тихо.

— Конюха?

— Да, его.

— Только тайно, чтоб никто не ведал. Можно в вечор, али ночью.

После ушел к жене. Ксения опять была на сносях. Пятилетний Иван и трехлетний Фёдор играли со сверстниками из знатных московских семей, где-то в палатах женской половины. Эдакий детский сад. Редко их вижу, слишком редко.

Поздно вечером, уже после молитвы Бакшеев привел конюха. Тот, войдя, низко поклонился.

— Здравствуй Илларион. Давненько тебя яз не беспокоил, с самой поездки в Литву. Слышал, оженился ты? Детишек завел, молодца. Чего призвал тебя. Служба от тебя потребна вельми важная для меня и всего русского государства. Готов послужить?

Здоровяк поклонился.

— Ведаю, не за деньгу служишь, бо за честь. Внегда с верными людьми тверскую казну брали из тайника, почитай боле тридцати тысяч рублей в серебре и золоте привезли. А об сокровище ведал ты один. Редкий ты человек.

Илларион снова поклонился.

Подняв его, я произнес: