Князь Трубецкой

— Мне не нравится, что вы устроили здесь конкурс на выживание, пенькна пани. Я бы даже сказал — найпенкнейша из здесь присутствующих.

— Хам, — сказала Александра. — Неблагодарный хам!

— То есть я вам должен быть признателен за то, что умру не один, а в компании? — спросил Трубецкой. — Ехали бы вы себе и ехали… Улица была свободна, выскочили бы из города, а там… там — домой…

— И как мы сразу об этом не подумали, — сказала Александра. — Если бы я могла, то и уехала бы, но этот молодой идиот…

— Это я, — пояснил Бочанек.

— …этот молодой идиот решил, что вас нужно спасать. И я была вынуждена… Ну не умею я вслепую управлять лошадьми, так уж получилось… Вот и пришлось… А так… Так я бы вас своими руками…

— Так на здоровье! Вас же никто не держит! — воскликнул Трубецкой, все еще не решаясь отойти от стены. Голова кружилась, тошнота подступила к самому горлу — сотрясение мозга он, кажется, все-таки заработал. И то, что поспал немного, особого облегчения не принесло. — На все четыре стороны! Идите, скажете, что я опомнился, что княжеская кровь все-таки взяла свое, что благородство не пропьешь и я одумался и отпустил вас… и вашего слугу… или брата… как хотите его назовите — тоже отпустил. А сам я… Может, подстрелю кого, вон как ребята свободно ходят, совсем страх потеряли…

— Значит, так? — осведомилась Александра.

— Да — так. Я вам бесконечно благодарен за заботу и продление моей жизни на час-полтора, но пора это уже и заканчивать…

— Эй, — донеслось с улицы. — Вы там не забыли обо мне?

— А я надеялся, что это мне приснилось, — пробормотал Трубецкой. — Какая неприятная компания мне выпала для последних минут жизни… Слепая истеричка, влюбленный идиот и сволочь капитан… Как там у вас говорят? Курва-мать?

Александра вздохнула и не ответила.

В принципе, перед ней можно было бы и не выпендриваться, все она прекрасно понимает, и эта бравада… вроде как оскорбительная бравада Трубецкого понятна ей насквозь… И то, что князь пытается отогнать ее прочь, как надоедливую собачку, демонстрируя свою злость, — ей понятно. И Томашу — тоже понятно. И кстати, им понятно, что смысла погибать вместе с Трубецким нет никакого, они ему ничего не должны вроде бы… Александра — так точно не должна.

— Живым сдаваться им мне нет никакого резона, — сказал тихо Трубецкой. — Вы уйдете, я дождусь, когда они начнут штурм, может, если повезет, подстрелю одного-двух… хорошо, в поляков стрелять не стану… А потом что-нибудь придумаю с заряженным пистолетом и своим виском. Бац — и все. И капитан Люмьер посрамлен. А я проиграю войну Наполеону Бонапарту, что, кстати, не так уж и позорно, ему кто только не проигрывал… А вы, если вас не затруднит, извинитесь за меня перед мужиками, скажете Чуеву, чтобы артельные деньги раздал им… А мою долю… Если не побрезгуете, возьмите себе. Там, наверное, хватит, чтобы дом отстроить. Мальчишек к себе моих заберите, Кашку и Антипа… выкупите и дайте вольную… придумайте что-нибудь… Им учиться нужно. И вот Бочанеку тоже. Вы сможете это сделать?

— Эй, князь! — снова донеслось снаружи. — Вы меня слышите? Я подхожу, не вздумайте стрелять…

— Пошел ты к черту! — крикнул Трубецкой в окошко. — Видеть тебя не желаю!

Люмьер стоял шагах в десяти от бани. В мундире, без головного убора, без сабли, с факелом в руке.

— Какого дьявола тебе нужно, капитан?

— Хочу поговорить, — ответил Люмьер. — Живым же вы сдаваться не станете… Слишком много разного накопилось у Великой Армии по вашему поводу. Я даже до штаба вас не доведу, просто порвут на куски… Вы понимаете?

— Естественно.

— И жизнь я вам обещать не могу, Сергей Петрович, — сказал Люмьер. — Мы можем только поболтать, как старые знакомые, обсудить кое-что, меня интересующее, а там… Я, если хотите, могу дать слово чести, что не попытаюсь на вас напасть… Мне ведь смысла нет, как вы понимаете…

— Почему же? Взять живым самого князя Трубецкого! Может, в звании повысят… Вы хотите стать майором?

— Я один понимаю, что вы несете чушь? — спросил Люмьер.

— Тоже мне — самый умный нашелся… Конечно, чушь несу! А что вы еще прикажете мне делать?

— Впустить меня внутрь. Одновременно отпустить даму, которую вы бессовестно используете в качестве щита… Мы поговорим, можно сказать — поболтаем, потом я уйду, и делайте что хотите. Как мне почему-то кажется, вы будете стреляться? Не так?

— Умный вы очень, — буркнул Трубецкой. — Подождите минутку, я сапоги почищу…

Трубецкой оглянулся в ту сторону, где в темноте сидела на лавке Александра.

— Слышали? Забирайте Томаша — и выходите. Если вам так будет спокойнее — дождитесь, когда он зайдет сюда, и тогда только выходите… Может, если я скручу капитана, то получится еще немного потянуть время, а там…

Вряд ли, сам себе мысленно возразил Трубецкой. На пожар лучше не надеяться. Полыхнет, конечно, этой ночью, но разгорится только к завтрашнему дню… Вот ведь сколько полезной информации в голове, а ничего не поможет. Либо придется подохнуть до начала катастрофы, либо суетиться вместе со всеми в самый разгар — дурацкий каламбур — московского пожара.

Получается суета, суета сует и ничего, кроме суеты.