— Будет, — уверенно произнес я. — Завтра поплыву в Чернигов, останешься за меня.
Пора возвращать домой дружинников, которых дал мне в помощь князь Черниговский. Содержать их было тяжковато. Они привыкли к обильному столу своего князя, а у меня не те финансовые возможности.
— Мстислав Святославич не поможет, просили уже в прошлом году, — предупредил воевода.
— А я ничего просить не собираюсь, — сказал я. — Разве что медовухи пару бочек.
Воевода Увар Нездинич гмыкнул раздраженно, но ничего больше не сказал.
6
Мстислав Святославич встретил меня без особой радости. Наверное, ждал, что буду просить у него воинов. Я не попросил. Попировал с ним в первый день, на второй разослал в бедные слободы глашатаем с сообщением, что нанимаю крепких молодых мужчин в дружину. Ни их навыки, ни боевой опыт, ни прошлое меня не интересовали. Будут служить верно — будут жить достойно. В первый день пришло несколько человек, поодиночке и парами. Поспрашивали, что к чему, посмотрели на меня и ушли. Я уже подумал, что придется в Киев плыть за добровольцами и обещать что-нибудь поконкретнее, но на второй день «записались» восемь человек, на третий — два десятка, а еще через три дня закончил набор, сформировав роту из четырех взводов по тридцать человек в каждом. Часть отсеется по разным причинам, останется около сотни. Отвез их в Путивль на ладьях Мстислава Святославича. Князь Черниговский сам их предложил.
— Дружину набираешь? — спросил он, узнав, чем я занимаюсь.
— Да, — ответил я.
— Ее долго обучать надо будет, — предупредил князь Мстислав.
— Придется, — согласился я. — Обученную ведь никто не даст.
— Тоже верно, — не стал спорить он и предложил: — У меня в подклетах много старого оружия, мне оно не нужно.
— Не откажусь, — сказал я. — Особенно, если отвезешь его в Путивль вместе с набранными мною людьми.
— Ну, это запросто! — повеселевшим голосом произнес князь Черниговский.
Человек он был добрый, понимал, в какую ситуацию я попал, но и свой интерес обязан был блюсти. Из-за этого возник у него конфликт между совестью и рассудком. Отдав то, что ему не шибко надо, и, оказав таким образом помощь, Мстислав Святославич разрешил этот конфликт. Поэтому, когда я заикнулся, что медовуха у него знатная, получил в подарок аж десять бочек ее. В Путивль я вернулся на четырех ладьях, нагруженных людьми, оружием и медовухой.
Воевода Увар Нездинич, узнав, где и кого я набрал в дружинники, поставил на мне крест, как на полководце. Как и положено хорошему служаке, он разместил людей на княжеском дворе, организовал их питание, но сделал это с таким видом, словно у него болели сразу все зубы. Я понимал, что его надо заменить. Вот только на кого?!
На следующий день я созвал городскую думу. Пришли два новых члена, купец и бронник, а Епифан Сучков прислал вместо себя сына. Юноша сел на место ниже воеводы. Одет он был в ферязь из шитой золотом ткани, такой плотной и тяжелой, что плохо сгибалась. День был солнечным. Яркий свет, преломляясь, падал через слюдяное окно на золотую ткань, играя на ней разными цветами. Все смотрели на эту ткань, как завороженные. Сучков-младший, как бы не замечая эти взгляды, оттопыренной нижней губой показывал, какое делает нам всем, в том числе и мне, одолжение, соизволив поприсутствовать.
— Ты, наверное, во многих сражениях участвовал, много половцем перебил? — задал я вопрос.
Я угадал его больную мозоль. Воевал он, скорее всего, только с девками на сеновале.
Сучков-младший смутился, однако быстро оправился и заносчиво произнес:
— Пока один раз всего с пловцами бился. Завидев наш отряд, они сразу удирали.
— Наверное, их ослеплял блеск твоих доспехов, — произнес я насмешливо и продолжил серьезным тоном: — Это место твоего отца, а ты должен сидеть по заслугам, самым нижним. Пересядь.
На новом месте он будет в тени, перестанет отвлекать остальных.
Юноша побагровел точь-в-точь, как его отец, и произнес с вызовом:
— Я могу и вовсе уйти!
— Уйдешь, когда разрешу. Или станешь на голову короче, — спокойным голосом проинформировал я его и заодно всех остальных. Пусть знают, что цацкаться с ними не собираюсь. — А пока сядь, где я приказал, и слушай.
Это было объявлением войны. Или мне, или Сучковым придется покинуть княжество Путивльское и, скорее всего, вперед ногами. Поскольку никто из присутствующих в горнице не смотрел на меня, не трудно было определить, на кого они ставили. А что будет к концу совещания!
— Как мне сказали, к осени надо ждать в гости половцев. Я хочу отбить у них охоту появляться здесь впредь. Смотр, который я делал перед отъездом, показал, что боярские дружины яйца выеденного не стоят. Мне такие воины не нужны. Поэтому будете помогать содержать тех, кого наберу и обучу, — заявил я и перечислил, чего, сколько и когда должна будет давать каждая деревня.
Бояре пару минут пережевывали информацию, а один заявил:
— Такого никогда не было. Это нарушение обычаев наших предков.
— Наши предки ели руками — таков был обычай, а мы едим ложками, — сказал я. — Теперь будет новый обычай. Со временем и его заменят.