Князь Путивльский

В это время на княжеском дворе полным ходом шло приготовление к поминкам. На вертелах жарили трех быков и несколько свиней. В поварне в огромных котлах варили разное мясо и рыбу. В пекарне пекли хлеб, пироги и калачи. Из подвалов тащили разные соленья. Как здесь говорят, гостьба готовилась толстотрапезная. Тягаться с черниговским князем я, конечно, не мог, однако приказал ключнику организовать поминки на славу, не жалея продуктов и напитков. Я помнил римский завет правителям, которые хотят добиться любви подданных. Хлеба и зрелищ. После представления в соборе народ надо было накормить. Знатные люди и часть дружинников гуляли со мной в гриднице — вместительной столовой, расположенной над клетями с запасным оружием и доспехами, а для остальных были накрыты столы во дворе и на площади. На угощение ушли все три бочки медовухи, которые подарил мне Мстислав Святославич, и большая часть того, что было в погребах. Было там, правда, не много. Каждый горожанин мог прийти и угоститься. Вряд ли всем хватило, но все равно будут говорить, что я накормил весь город. Как в свое время Иисус Христос пятью хлебами пять тысяч человек. В таких делах главное — желание, а не результат.

5

Пока не знаю, почему, но я не нравлюсь воеводе Увару Нездиничу. Он напоминает мне старого старшину роты, который вынужден подчиняться молодому старшему лейтенанту, новому командиру. Привычка к дисциплине обязывает его беспрекословно выполнять приказы, вот только все время хочется послать щенка. Сейчас он сидит у меня в кабинете, который располагается рядом с моей спальней и имеет с ней одни сени, и старается не встретиться со мной взглядом, чтобы я не увидел, как не нравлюсь воеводе.

— Когда половцев ждешь в гости? — спросил я.

— Кто его знает?! Обычно в начале осени нападают, перед распутицей, — бормочет он. — Соберем урожай, откормим скотину — тут они и пожалуют, выгребут всё.

— Значит, у нас есть еще месяца три, — делаю я вывод. — Много их придет?

— Кто его знает?! — повторяет он и только потом дает ответ: — Может, тысяча, может, две.

— А от чего это зависит? — продолжаю я допрос.

На этот раз воевода сразу начинает отвечать:

— Они приходят к нам куренями, сотни по две-три в каждом. Так добычи можно больше захватить. Если узнают, что мы отпор собираемся дать, сбиваются в кош. Направятся все к нам, в коше тысячи две будет, но в прошлые годы половина в Рыльское княжество ходила.

— Тысяча — это не много, да и две тоже, — сделал я вывод. — Я думал, большое войско будет.

— Они же грабить идут, а не воевать, — объяснил воевода.

— В Рыльске ведь князь сидит Мстислав Святославич, сын моего двоюродного брата, — вспомнил я услышанное от его тезки, князя Черниговского. — С ним можно объединиться?

— Кто его знает?! — повторяет любимую фразу воевода Увар и продолжает: — Не хочет он с нами знаться. Деревеньку у нас отхватил и не возвращает. Принадлежит она боярину Фоке, который к нему на службу перешел.

— Вернуть не пытались? — поинтересовался я.

— Некому было пытаться, — ответил Увар Нездинич.

— Большая у него дружина? — задал я вопрос.

— Откуда?! Сотни полторы-две. Если ополчение соберет, то сотен пять наскребет, — поделился воевода Увар.

— Южнее нас города есть. Почему с ними не объединяемся? — спросил я.

— Зачем им объединяться с нами?! Половцы на них не нападают, — сообщил воевода. — Те города принадлежат князю Черниговскому, а у него с половцами мир да любовь. Они только нас, новгород-северских, грабят. Чем-то Изяслав Владимирович не угодил черниговскому князю, раз тот позволяет половцам нападать на нас. Только вот до новгородских земель они не доходят, а путивльские и рыльские Изяслав Владимирович защищать не хочет, потому что у нас свои князья. Забыл уже, как сам княжил в Путивле.

— А новгородский князь ничего не отхватил у нас? — поинтересовался я.

— Две деревни, — сообщил воевода Увар. — Их хозяин как уехал провожать князя на новое место, так и не вернулся сюда служить.

— А у племянника моего какая дружина? — спросил я.

— Не меньше тысячи, а с ополчением и все три будет, — ответил Увар Нездинич.

— Значит, придется своими силами отбиваться, — делаю я вывод.

— А чего там отбиваться?! — обреченно машет рукой воевода. — Пересидим за стенами, пока половцы не уйдут. Они города брать на копье не мастера.

— Сколько и какого войска у нас? — задаю я самый важный вопрос.

— В городской страже шесть десятков пеших и три десятка конных, да бояре приведут еще с сотню, в основном пеших, да ополчение можно набрать из горожан сотни две, только вояки они никудышные, — рассказал воевода Увар. — Кольчужная броня человек у двадцати имеется, у остальных кожаная или тегиляи.

Тегиляй — это стеганка, набитая паклей. Иногда к ней сверху крепят металлические пластины или куски кольчуги на плечах, груди и животе. Без пластин спасает от стрелы на излете и слабого удара саблей или копьем.

— Лучников много? — спросил я.

— Два десятка пеших, ну, и конные все, — ответил он.

— Монастыри выставляют войско? — поинтересовался я напоследок.

— Нет, — с легкой злостью произнес воевода. — Они только себя защищают.