Князь Путивльский

Выделенная мне комната была метра три на три с половиной. В красном углу икона Богоматери в серебряном окладе и обвешенная серебряными монетами на цепочках. Монеты были византийские и европейские. Квадратная кровать занимала две трети помещения. Спинок не было, поэтому только по горке из четырех подушек, двух больших и двух маленьких, я догадался, где изголовье. Сверху лежало покрывало из толстой ткани темно-красного цвета, под ним было толстое стеганое одеяло и льняная простыня на перине. На ладье я привык спать на более твердом, поэтому на мягкой перине долго ворочался, чувствуя себя неуютно.

Как мне показалось, меня разбудили через мгновение, после того, как наконец-то заснул.

— Вставай, князь, на пир кличут, — толкал меня Савка.

Его отмыли, подстригли, переодели в новую белую рубаху с вышитым воротом и темно-красные порты и обули в нарядные сапожки, не новые, но явно с ноги сына княжеского или боярского. По-видимому, его тоже считают чудом спасшимся вместе со мной.

Трапезная была длиннее и шире церемониальной. Столы были составлены буквой П, узкая перекладина находилась на помосте. В этом русичи ничем не отличались от западноевропейцев. Князь сидел на помосте, епископ — слева от него, а мне предложили место справа. Бояре и дети боярские заняли места внизу. Их было около сотни. Одеты не так нарядно, как во время церемонии. Начал пир Великий князь Черниговский Мстислав Святославич, встав и провозгласив тост за мое чудесное спасение и прибытие к нему в гости. Свой кубок он осушил до дна, что и показал, перевернув его. Следом я предложил выпить за его безмятежное княжение и здоровье его самого и всех членов его семьи. Выпив до дна, тоже перевернул кубок, чтобы все увидели, что ни капли зла не затаил. Затем пошли пожелания бояр, причем они переворачивали опустошенный кубок над своей головой. В проявлениях холуяжа славяне всегда отличались изобретательностью.

Пирующим предстояло осилить десятка два перемен блюд. Это не считая бесчисленного количества пирогов с самыми разными начинками и всяких солений. Сперва была уха с говядиной. Ухой называли любой суп, в том числе и рыбный, который будет третьей переменой. Затем щи из кислой капусты с бараньими ребрами. К ним подали гречневую кашу. После рыбной ухи подали жареную курицу с очень кислым соусом. За ней был гусь с мочеными яблоками, а затем пошли мясные блюда, жареные, печеные, верченые. Дальше была рыба разных сортов и по-разному приготовленная. На десерт подали блины со сметаной, пшеничные калачи с медом, землянику в меде и что-то типа фруктовой пастилы. Хлеб ели ржаной, а пироги и другая выпечка была из пшеничной муки. Перед каждым гостем стояла отдельная глубокая тарелка, в которую слуги наливали половниками уху из больших котлов или накладывали руками с подносов, которые несли два или даже четыре человека. Все пища была не соленая, но на столе стояло несколько солонок, наполненных грязной, синевато-серой солью. Рядом с каждой солонкой занимали место перечница и горчичница. Перца, правда, было мало. Пили плохенькое белое вино и очень хорошую медовуху разных сортов. Они хоть и были разные, но вставляли все одинаково хорошо. На помосте кубки и тарелки были серебряные, ниже — бронзовые, еще дальше — деревянные и глиняные. До вилок еще не додумались. Зато ложки дали всем, причем только деревянные, даже великому князю.

Только во время пира я понял, как истосковался по пище, на которой вырос. Особенно по пирогам и блинам. В двадцать первом веке я ел их довольно редко, но сейчас показалось, что тогда они были моей основной едой. Оказав честь хозяину, я стал пить понемногу. Уже знал коварство медовухи. Вроде бы пьешь сладенькое и слабенькое, а потом бах — и отрубился!

Мстислав Святославич, изрядно набравшись и сочтя, наверное, что и я в таком же прекрасном состоянии, завел важный для него разговор:

— Ты знаешь, что имеешь право на новгород-северский стол?

Подразумевалось, видимо, что буду иметь и на черниговский.

— Знаю, — ответил я, — но биться за него не буду.

— Не можешь или не хочешь? — спросил князь Черниговский.

Догадываюсь, что Мстиславу Святославичу хотел определить по аналогии, начну я бороться после его смерти за черниговский стол или отдам Михаилу, сыну его старшего брата Всеволода, который идет следующим?

— Не хочу, потому что не могу, — сказал я. — Меня позвали в Путивль, а в Новгород-Северский никто не приглашал. Чтобы идти туда непрошенным, у меня нет ни дружины, ни денег.

— Да, без денег много не навоюешь, — согласился князь Мстислав, немного успокоившись.

Следовательно, пока я беден и слаб, меня в расчет принимать не будут. Увеличиваются шансы прожить дольше и спокойнее.

— А если я помогу? — попытался спровоцировать меня кузен.

Что-то они не поделили с Изяславом Владимировичем. Или я нужен, как пугало, чтобы мой «племяш» был сговорчивее.

— Может быть, — молвил я любимые слова дипломатов. Однозначные ответы — это привилегия военных. — Всё будет зависеть от текущей обстановки.