Князь Олег

Они стояли, обнявшись, до тех пор, пока оба не почувствовали, что долее прощание продлить нельзя. И никто не должен произносить в этот момент какие бы то ни было слова…

Глава 7. Женитьба Ингваря

Киев встретил дружину великого князя русичей, возвратившуюся из похода на хазар, глубоким молчанием. Мрачная и настороженная тишина исходила даже от волн Днепра, оказывающих слабое сопротивление встречному движению ладей Олега и, как показалось князю, печально плескавшихся о галечный берег Киева.

Стражники и речной дозор Киева, встретив князя со всеми традиционными почестями, не кричали звонкими голосами радостную весть о прибытии великого князя в стольный город, а тихо выгружали на подмостки скарб князя и дары хазарских правителей, что привлекло наконец внимание Олега к их согнутым фигурам и упорному, даже враждебному молчанию.

— Рогвольд, что случилось? — недоуменно спросил Олег самого уважаемого меченосца, служившего еще Рюрику в Рарожье и соперничавшего когда-то с самим Дагаром и Кьятом, а теперь находящегося на службе у Олега в Киеве.

— Сначала скажи, князь, что нового ты узнал о хазарах и навестил ли могилу Аскольдовича? — спокойно проговорил знатный воин, стараясь выдержать беспокойно-требовательный взгляд Олега.

— Да, место, где погребен Аскольдович, отмечено большим валуном, возле которого мы возложили семнадцать венков: столько, сколько лет было княжичу. Ленк предложил назвать это место Княжичской излукой, ибо в этом месте Орель приливно изгибается.

— Хорошо придумал Ленк, — охотно отозвался Рогвольд и грустно продолжил: — Пусть все лазутчики узнают об этом месте и впредь всегда возлагают там венки вместе с нашими дозорными. Люди должны знать место погребения Аскольдова отрока, иначе Даждьбог прикажет солнцу меньше светить на нашей земле.

— А мы вроде никогда и не отступали от этого правила, — с некоторой обидой заметил Олег.

— Да, ну а что хазары? — оживленно спросил Рогвольд. — Ты сумел увидеть кара-хазар и бяла-хазар?[52]

— О да! Это было нетрудно! Бяла-хазары управляют кара-хазарами. А те терпеливы, выносливы и добры ко всем.

— А какие у них бани? Или ты посещал только храмы? — задорно спросил Рогвольд.

— Великолепны и те, и другие! Но такие бани и я готов начать строить в Киеве завтра же! — быстро отозвался Олег.

— А что еще у них ты хочешь перенять? — улыбнулся Рогвольд, сдерживая порыв Олега ринуться в свой дом.

— Думаю по их образцу извлекать выгоду из торгового оборота и провоза товара по Днепру, — хмуро ответил Олег и пояснил: — Одну десятую долю берут хазары с купцов, и этого им хватает на содержание дружины, в которой, правда, всего двенадцать тысяч воинов.

— Мудро, — похвалил Рогвольд и вдруг ехидно спросил: — А нам показываться тоже будешь, как их хакан, всего раз в четыре месяца?

Олег засмеялся:

— Ну, нет! Я не буду этого требовать от своей свиты! Ограждать меня от моей дружины? Грех! Великий грех, как сказал бы христианский священник! Да и от меня хакан не прятался. Напротив!..

— А что ему стоило из своих двадцати пяти жен и шестидесяти наложниц выделить тебе одну красавицу? — ехидно заметил Рогвольд и, с любопытством оглядев Олега, вдруг тихо спросил: — Покрепче Экийи оказалась иудеечка?

Олег пожал плечами.

— Их нельзя сравнивать, Рогвольд! Они обе прекрасны, и я их обеих горячо люблю! — И, оглядев редеющую толпу на причале, снова подумал: «А это хорошо, что Экийи нет… Наверное, все узнала от купцов… Обиду держит за измену…» Но в следующее мгновение все же решил спросить мудрого воина: — А где Экийя? Она все знает?

Рогвольд промолчал.

Олег насторожился. Где-то в подсознании он уже услышал ответ Рогвольда, но не хотел, не мог в это поверить. «Ведь многоженство так естественно и распространено повсюду! Почему надо из-за этого умирать?!» — хотел было крикнуть он во всю глотку, но только успел схватить Рогвольда за руку, как, грузно покачнувшись, упал на причал.

— Красная наперстянка!.. Красная наперстянка… — недоуменно повторял Олег и все требовал и требовал от Рогвольда рассказать подробности смерти Экийи.

Рогвольд, заметно утомленный от пережитого страха за князя, тихо повторял одни и те же слова:

— Она перепутала травы. Красную наперстянку брать нельзя, это знает каждый младенец…

— Перепугала? Экийя не могла перепутать! — слабо повторял Олег, с надеждой посматривая то на Рогвольда, то на Бастарна й ища у них поддержки.

Бастарн посмотрел на окно княжеской одрины, увидел косой длинный солнечный луч на подоконнике и, тихо воскликнув: «Наконец-то!» — подошел к окну, и Олегу вскоре стало свободнее дышать и спокойнее думать. Бастарн кудесничал долго.

Олег успокаивал себя: «Да, она на небе! Она ушла к Аскольду и его сыну! Их зов оказался для нее сильнее, чем ее любовь ко мне…»

Он закрыл глаза, смиряясь перед волей богов, и, плача, просил прощения у Экийи… Огромным усилием воли он вызвал на мгновение ее образ и пообещал ей перезахоронить ее останки рядом с могилой Аскольда…