— Не убийство, однако. Я помню… — прошептал он, раскачиваясь, как в трансе. — Мой ученик, мальчишка совсем… В первый раз за душой больного пошел… Давно… Еще тогда… — он махнул рукой, отмахивая бездну времени, отделяющую его предыдущую жизнь от нынешней…
…Ученик шамана шел по мосту из конского волоса. Волос дрожал, и пружинил, и прогибался, по щиколотки окуная ноги ученика в реку крови, крови зарезанных и зарезавшихся, самоубийц и убитых, что стекала сюда из Среднего мира. С каждым погружением вспыхивала боль — в развороченном ударом клинка горле… в перебитой жиле на бедре… в измочаленных тупым костяным ножом венах на запястьях… Холодный, будто сосулька, меч вонзался ему в живот, и алая кровь окрашивала схватившиеся за древко пальцы. Копье всаживали в спину, выдирая наружу белые лохмотья легких и заливая кровью внутренности… Он шел, задыхаясь от боли, и знал, что боль — еще ничего. Стоит ему оступиться, не удержать равновесие на мосту из конского волоса, и он опрокинется туда, вниз, в кровавую реку, где каждая рана станет настоящей, и его разнесет в клочья, растворит в багряном потоке. Если не удержат его над рекой тёс, духи-помощники, какими наделил великий учитель Донгар Кайгал Черный, что пробегает по мосту из конского волоса, точно по ровной дороге идет!
Духи держали…
— Тяжелый, зараза кулева! — подтягивая ученика за плащ из медвежьей шкуры, хрипела черная выдра с железными зубами и глазами, полными Рыжего пламени.
— Тупой потому что… — прокряхтела в ответ семикрылая гагара, вцепляясь ученику в волосы. — Говорила Донгару — не бери его.
Рывок! Кровавый поток захлестнул ученика по колени, исторгнув из его груди вопль дикой боли. Его швырнуло вперед… и он обессиленно рухнул на покрытый золой черный берег.
— Перешел… Перешел… — прижимаясь к черной ледяной земле Нижнего мира, шептал он.
— Ты так силен, шаман! Так могуч! — прошелестел ему в ухо нежный девичий голосок. Ученик шамана вскочил… черные, как сама земля Нижнего мира, руки с алыми когтями обвили его шею, и на него уставились глаза… Много глаз — раскосых и узких, как щелочки, и похожих на семена цветов, вытянутых, с чуть приподнятыми уголками, и круглых, как монетки. Все эти глаза глядели с одного лица!
— Киштей, восьмиглазая дочь Эрлик-хана, с грудями такими огромными, что их приходится закидывать за спину, — пролепетал ученик шамана.
— Какой милый мальчик — сразу узнал! — рассмеялась Киштей, растягивая в улыбке черные, как у собаки, губы. — Хочешь, я буду с тобой? Отдай мне своих тёс, мальчик, и я буду с тобой!
— Э, ты чего удумал? Мы Донгару пожалуемся! А-а-а… — в два голоса заорали духи… и смолкли…