Князь Мышкин и граф Кошкин

А я окончательно потеряла голову, чем бы я ни занималась, о чем бы ни думала, мысли неизменно возвращались туда, откуда брали свое начало, в ту точку, где сфокусировался для меня весь мир. Ночами я видела ошалительные сны, в них шелестела осока, квакали лягушки и целовались бабочки на фоне кирпичного заката, а утром, еще не покинув свои волшебные странствия, я судорожно выискивала внутри ту струну, чей пронзительный звук полностью подчинил мой разум. Любой пустяк, любая мелочь приводили меня в состояние невесомости: солнечный зайчик пробился через занавеску (Се–реж–ка!), в переполненном автобусе свободное место нашла (Се–реж–ка!), лифт в подъезде починили (Се–реж–ка!). Я ощущала его присутствие постоянно, неважно был он рядом или нет. Честно говоря, последнее случалось довольно редко. Мы вместе ехали на работу, вместе с работы, вместе ели, пили, если кому–нибудь из нас надо было зайти, например, в деканат, заплатить за квартиру или починить обувь, второй обязательно тащился следом, не говоря уже о том, что, по крайней мере, каждое второе утро мы просыпались на одной подушке. В нашей с Димкой квартире теперь царил идеальный порядок. Котов органически не переваривал хаоса, все предметы стояли на своих местах, на кухне чистота была почти стерильная, мой сводный именовал ее теперь не иначе как прозекторская. И действительно, было что–то медицинское, в том, как была расставлена посуда (строго по цвету и размеру), как сиял кафель и блестели сковородки. Холодильник всегда был заполнен едой, а мусорное ведро, наоборот, пустовало. Новые порядки особенно нравились Димке. Он называл Котова братишкой и говорил, что теперь может пригласить в гости даму, не опасаясь, что та обнаружит в раковине немытую посуду или в самый не подходящий момент наткнется на мой бюстгальтер. Цветы в квартире не переводились никогда, они гнездились на столе, серванте, подоконнике и даже на холодильнике. В основном это были розы: малиновые, нежно–розовые, желтые, словно пух трехдневного цыпленка, ярко–красные с бархатным отливом и даже черные, чьи плотные бутоны казались восковыми.

Никто и никогда не заботился обо мне так, как делал это Котов, даже покойная тетя Катя. Если на улице шел дождь, он меня тут же впихивал в куртку, а, если светило яркое солнце, то мне на нос водружались темные очки. Если мы завтракали вместе, то мне в обязательном порядке предстояло съесть н–е количество бутербродов, а, если нет, то Котов, зная мою привычку убегать из дома голодной, то же количество притаскивал на работу и возлагал на стол перед моим носом. Сначала я пыталась отказываться, говорила какие–то слова, что не привыкла так рано есть, что сыта еще с вечера, но все мои попытки «откосить» пресекались одной фразой: «Это неправильно. Питаться надо регулярно, а не от случая к случаю».

Теперь мне по жизни ни о чем не надо было беспокоиться. Обычно Сережка сообщал, что там–то и там–то происходит то–то и говорил, что надо бы на это посмотреть, а иногда и вовсе ставил перед фактом, мол, завтра идем туда–то. Сначала все было в кайф. Еще бы! Мне, можно сказать, с рождения приходилось самой за все шевелить мозгами, а тут такая пруха, но потом стало напрягать. Нельзя сказать, что мои желания или привычки не брались в расчет, но как–то так получалось, что они всегда были на втором плане, а, если я пыталась возражать, то Сережка мне с легкостью доказывал, что сделать так, как он предлагает, будет гораздо лучше.

Весна плавно перетекла в лето, а экзамены в каникулы. Погода стояла отменная, и настроение было соответствующее. Ребята, вроде бы, совсем неплохо ладили. Никаких конфликтов, никто никого не грузил, хотя я часто замечала, что Макс по–прежнему раздражает Котова, а тому, в свою очередь, не очень–то уютно в Сережкином обществе, но внешне это никак не проявлялось. Мне иногда казалось, что эти двое, руководствуясь какими–то высшими целями, заключили между собой пакт о ненападении. А целей этих я понять не могла. Неужели только из–за желания помочь Наташке, они согласны почти ежедневно терпеть друг друга?

Кстати к Кузиной и тот и другой относились очень бережно. Стоило Наташке вскользь обмолвиться, что ей нравиться какая–нибудь группа, как они тут же притаскивали диск или скачивали музыку из интернета, если она говорила про новый фильм или спектакль, мы чуть ли не на следующий день бежали его смотреть. А уж, если Кузина, не дай бог, пожаловалась, что замерзла, то мужики готовы были с себя рубашки поснимать. Вообще–то Наташка по натуре баба не капризная, но от такого внимания начала борзеть. То ей не так, это ей не эдак…. И еще она завела странную привычку постоянно виснуть то на Князеве, то на Котове. Едим, к примеру, на эскалаторе, разговариваем, а она вдруг облапит кого–нибудь из ребят за шею, уставится в глаза и произнесет с придыханием: «Хрупкой женщине необходимо твердое мужское плечо…», потом, расхохочется и все в шутку переведет.