Князь моих запретных снов

А я вдруг подумала, что ее приезд только ради этого и затевался. Я-то что? Я для нее как была, так и осталась человеком, которого она не знала. А вот Тибриус… Он ведь был ее сыночком, причем любимым. Это его герцогиня держала на руках, когда он, розовенький и щекастый, смешно дрыгал ножками. Это его она целовала в шелковый лобик, вдыхая запах маленького человечка, молочный и сладкий. А я – я бы никогда не смогла его заменить.

– Забирай.

– Забирайте.

Мы сказали это с Винсентом одновременно, и я увидела, как герцогиня выдохнула с облегчением.

Она поджала губы, как будто недовольно, а затем вздохнула.

– Ты бы могла не обращаться с ним… вот так, Ильсара. Все же он твой брат.

Я пожала плечами. А он, собственно, помнит о том, что я ему сестра? За это время я несколько раз подходила к конюшням, но его недогерцогство, лишь завидев меня, неизменно отворачивался и уходил. Гоняться за ним… было глупо. Я тоже разворачивалась и уходила.

– Когда мы сможем уехать? – спросила мать, комкая салфетку и умоляюще глядя то на меня, то на Винсента.

– Когда тебе будет удобно, – ответила я.

Тибриус ар Мориш покинул замок Бреннен тем же днем. И я снова стояла у окна в башне и снова смотрела на цепочку следов от четверки гнедых и на полосы, оставленные на снегу полозьями саней.

И вздрогнула от неожиданности, когда на плечи легли теплые ладони.

Теперь… мы с Винсентом остались совершенно одни в замке Бреннен, не считая кухарки, двух горничных и конюха.

Я закрыла глаза, чувствуя горячее дыхание на шее, как раз под ухом. Потом он меня поцеловал, прихватывая кожу зубами, отчего по коже побежали мурашки.

– Ты не захотела с ним повидаться, – произнес Винсент, в то время как его ладони опустились на талию. – Почему?

Я вздохнула. В эти минуты… Не о том хотелось поговорить.

– Вряд ли он изменил свое отношение ко мне. Такие, как Тибриус, не меняются.

– Так и есть, – прошептал Винсент, осторожно прихватывая губами мочку уха, – не меняются. Как хорошо, что ты это понимаешь.

Снова молчание. И вкрадчивые, осторожные поцелуи, растравляющие под кожей огонь.

– Винс, – прошептала я, – скажи, ты… ты ведь не винишь себя в том, что умерла Флавия?

И это снова было не то, о чем хотелось говорить. Но говорить об этом было нужно.

– Виню, – спокойно ответил он. – Но, во‑первых, я уже ничего не могу изменить, а во‑вторых, иногда нам всем приходится делать выбор. Я его сделал, и ты это знаешь.

– Винс, а что… что теперь будет со мной? С нами?

Я не хотела оборачиваться, почему-то было страшно – а вдруг я увижу на его лице то отстраненное равнодушие, как тогда, когда он шел к нам вместе с Флавией?

– Замок Бреннен принадлежит мне, – услышала я, – а ты…

Он медленно повернул меня к себе лицом, а потом опустился на одно колено. Нырнул рукой в карман и достал оттуда плоскую деревянную коробочку, покрытую сложной резьбой.

– Ильсара, выйдешь ли ты за меня замуж?

Внутри, на подушке из алого бархата, лежал перстень, простой, гладкий, с единственным камешком, прозрачным, как слеза.

– Винс… – Я, казалось, лишилась способности дышать.

– Не уходи от ответа, Ильса. – Он усмехнулся. – Возможно, в твоих глазах я не слишком надежный кандидат в мужья, но ты все-таки подумай.

А потом, не дожидаясь, сам взял кольцо и надел мне его на безымянный палец. И поцеловал тыльную сторону ладони.

– Вот и все, моя красавица. Сопротивляться надо было раньше.

– Да, – выдохнула я. – Все равно я бы ответила – да.

* * *

Наверное, это была самая тихая свадьба из всех, что знал Филтон. Только я, Винсент и жрец Всех. И, верно, самая необычная свадьба, поскольку все делалось не так, как надо. Говорят, жених не должен видеть невесту в свадебном платье – но мы выбирали его вместе, поскольку, кроме Винса, рядом не оказалось ни одного человека, с кем бы мне хотелось это делать. Говорят, положено приглашать друзей и родственников, но у Винса их не осталось по понятным причинам, а люди, которых мне бы хотелось повидать, уехали. А еще вроде как неприлично проводить ночи перед свадьбой с женихом – мы же спали в одной кровати, в комнате на вершине самой высокой башни Бреннена, окна которой выходили на море.

По ночам мы разговаривали, у меня всегда было о чем спросить, а Винсент умел увлечь рассказом. За годы, проведенные в Долине, он набрался знаний настолько, что мог бы, пожалуй, заменить собой небольшую библиотеку. Еще мы целовались, до одури, до искусанных губ – и не более. Это было его решением, «чтоб все было правильно». Так что засыпали мы уже под утро, и еще никогда я не чувствовала себя так хорошо и спокойно: под толстым пуховым одеялом, когда голова на плече человека, в котором абсолютно уверена.

Однажды он меня все же спросил: после того, как он предал Флавию дважды, могу ли я ему доверять? Сложный вопрос, но я особо не раздумывала, потому что знала ответ еще тогда, в домике с розами.