Князь моих запретных снов

Собравшись и сосредоточившись, я снова вернула ощущение мягкой горячей пульсации в ладонях. Теперь… надо обратиться к частице духа Пробуждения, что живет во мне. Нас и этому учили. Задержать дыхание, заглянуть внутрь себя. Что-то вроде короткой медитации, когда в груди, подобно вспышке падающей звезды, откликается нечто, что никогда не принадлежало лично тебе, часть чего-то другого, очень большого, почти необъятного.

И, ощутив краткий всплеск ответа, я послала первую волну, которая должна была создать мне привязку к Рокрету Шезми.

Мгновение. Другое. Как же далеко он забрался?

Волна ушла и не торопилась возвращаться, а время шло.

– Мастер, – растерянно позвала я.

И в тот же миг меня тяжело толкнуло в грудь, сминая, выбивая дыхание. И стало больно – так, словно под грудину засадили тонкую иглу. Или рыболовецкий крючок.

– Вижу, что получилось, – проворчал над ухом Шезми. – Теперь давай, открывай вход.

Открытию входа учил уже лично он.

Снова, обращаясь к духу Пробуждения, нужно провернуть вокруг себя этот мир, и там, в завершении поворота, будет щель, куда и нужно шагнуть.

Я выдохнула. Глаза щипало от слез, потому что привязка оказалась на диво болезненной. Быстро отдала перстень, сунула в руки Шезми, даже не глядя, затем, вытянув вперед ладони, попыталась раскачать реальность вокруг себя.

Легко сказать – раскачать.

Реальность – это не детская колыбелька. Она тяжела, словно каменный дом, даже тяжелее. Но тут внезапно на помощь пришел дух Пробуждения, и мои руки обрели силу тысяч рук. Мир вокруг меня качнулся, и я почти без усилия повернула его вокруг себя, подталкивая.

Поплыли куда-то в сторону проволочные стены, все закружилось, и в самый последний миг я действительно увидела узкую щель, где словно бы клубился пар.

– Шагай! – рявкнул прямо в ухо Ригерт. – Да не смотри, а шагай! Быстро!

Я захлебнулась воздухом, который вдруг стал вязким. Паника нарастала, щель все еще плавала перед глазами. Но… сделать шаг?

Все решил Шезми. Сильный толчок в спину – и я проваливаюсь, проваливаюсь куда-то…

Наверное, я кричала. И, наверное, именно поэтому Ригерт зажал мне рот ладонью, шипя что-то гневное на ухо, крепко прижимая к себе…

* * *

Колени болели острой, дергающей болью. В ладони впились мелкие острые камни.

И в груди, там, где зацепился крючок привязки, пекло.

Стоя на четвереньках, я осторожно приподняла голову и осмотрелась. Выдохнула с некоторым облегчением, когда по правую руку от себя увидела Ригерта. Он, кряхтя и потирая ушибленный бок, поднимался с земли.

Мне тоже следовало бы подняться, но голова кружилась, и каждое неловкое движение вызывало приступ тошноты. Поэтому я, глубоко дыша, замерла, как коровка в стойле, и медленно, очень медленно обвела взглядом местность, куда нас забросило.

Это и была та самая Долина Сна.

И, надо сказать, была она прекрасна.

Мы находились на небольшом возвышении, что-то вроде холмика, заросшего мягкой травой. Над нами нависало небо нежно-сиреневого оттенка, как бывает в сумерки. Я невольно поискала полоску заката – но не нашла, словно здесь никогда и не бывало солнца. Высоко, словно вплавленные в сизое стекло, застыли редкие перистые облака, и это все, что можно было увидеть в небе, – ни звезд, ни птиц. Ничего.

Под этим неподвижным куполом простиралась огромная, и взглядом не охватишь, холмистая равнина. Холмы расходились мелкими волнами, и, словно в тон небу, все казалось нежно-лиловым от множества мелких цветочков.

А еще здесь было безмолвно и пусто.

– Поднимайся, – прозвучал над ухом голос Ригерта, – надо идти.

Он протянул мне руку, и я, вцепившись в нее, кое-как стала на ноги. В груди запекло просто невыносимо, и сиреневая долина угрожающе качнулась.

– Сильно болит? – сочувственно спросил Ригерт, и было понятно, что спрашивает он отнюдь не про мои ладони или колени.

Я шмыгнула носом и кивнула.

– Это всегда так?

– Ты привыкнешь, – таким был ответ. – Давай, думай, что дальше делать. Нам не стоит здесь долго торчать.

– Так ведь… никого нет. – Я растерянно огляделась.

В самом деле, мы были совершенно одни среди сиреневых волн, и это вызывало странный, неуместный восторг. Внезапно я поймала себя на желании побыть здесь подольше. Но вдруг почувствовала шевеление у лодыжки и, разглядев, что там такое, с визгом отскочила в сторону.

Алый глянцевый вьюнок. Шевелился, словно усики насекомого, выискивая…

Его существование прервал тяжелый башмак Ригерта. Что-то хлюпнуло противно, и как будто само застывшее небо тяжело вздохнуло.

– Что это… – Язык немел, я ткнула пальцем в маленькую кровавую лужицу, которая стремительно впитывалась в землю.

– Вот это вот… дрянь та еще. – Ригерт вдруг решительно взял меня за локоть и потащил вниз с холмика, продолжая рассказывать: – Если прокусит кожу, если залезет под кожу, то обратно ты уже не вернешься. Останешься здесь. А потом еще и в закольцованное время попадешь… И все. Тогда точно – все.

– Простите, – я покачала головой, – какая я невнимательная.