Князь моих запретных снов

Я не пошла к Фелиции за настойкой ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. Иногда мне казалось, что тот, из моих снов, обладает безграничной властью над моей волей. Почему я до сих пор засыпаю, сжимая в кулаке хрустальный шар, а не раздавила его, допустим, тяжелой дверью? Почему ни словечка не сказала ни Габриэль, ни Альберту, ни Аделаиде, поверив человеку, которого встретила во сне? Наши занятия в маленьком доме, в этой медленно плывущей теплой ночи, стали моей личной тайной, сладкой, но с легким налетом горечи – оттого, что Винсент был там, а я – здесь, в замке Бреннен. Мне начинало не хватать его днем.

Наши занятия…

Все было новым и особенным для меня. Вот так, сидя за столом, я словно открывала для себя незнакомый и необъятный мир. С каждым разом читая все лучше и быстрее, слушая тихий голос Винсента, я узнавала о существовании других королевств, и даже больше – других земель, что там, за морем. Перед глазами величественной чередой проплывали парусники, и, казалось, путь их лежал прямиком в облака. Я наблюдала битвы давно минувших дней и узнавала, как власть различных духов может сделать человека страшным оружием. А еще я видела торжественные балы в королевском дворце, стены которого нежно-розового цвета оттого, что инкрустированы кусочками гигантских тридакн. Видела, как захлебываются в крови бунты против короны, или, наоборот, золотой венец катится, подпрыгивая, по мраморным ступеням, марая их кровью.

Слова Винсента обретали форму, цвет и запах. Мне казалось, что я – там, среди белоснежных парусов, слушаю крики болтливых чаек, или я – на возвышенности, наблюдаю за ходом битвы, а слух режет надрывное ржание лошадей и скрежет стали. А еще я танцевала вместе со всеми в белом зале с высокими арочными окнами, а в воздухе витали запахи пудры, одеколона и игристого вина.

Мне казалось, что я начала по-иному говорить. Возможно, я даже думать стала по-другому, мир полнился ранее неведомыми красками и вещами, облеченными в слова. И я запоминала эти слова и пыталась улавливать те мысли, что доносил до меня Винсент. Наверное, у меня неплохо получалось, потому что он частенько улыбался. Молча, правда, хвалил редко – просто смотрел с легкой задумчивой улыбкой и совершенно нечитаемым выражением в глазах.

Один раз он на меня прикрикнул. Мы как раз начали заниматься арифметикой, складывали большие числа в столбик, и я не понимала, как так, переносить единицу в следующий столбец. Об этом и сказала.

– Не понимаю.

– Что именно ты не понимаешь? – мягко спросил Винсент, поправляя очки в тонкой золотой оправе.

– Ничего не понимаю, – удрученно ответила я, – вот этого всего…

И тут его словно передернуло, как будто он вспомнил что-то очень плохое. Я и пискнуть не успела, когда он внезапно схватил меня за руку, ту, в которой я держала перо, и с силой вдавил в лист.

– Никогда! Слышишь? Никогда не смей так…

И вдруг осекся, торопливо отвел взгляд. А я замерла, не смея шевельнуться. Оказывается, Винсент не всегда добродушен и сдержан, я чувствовала, как бьется в нем бешенство, не находя выхода… И его рука больно сжимает мои пальцы, и перо сломано… И я не понимала, что такого я сказала и чем виновата, но осознала, что, похоже, с занятиями пора заканчивать.

– Простите меня, – голос дрожал, – я, пожалуй, пойду.

– Никуда ты не пойдешь! – рявкнул он, вновь впившись в меня взглядом. – Никуда, покуда не разберешься… во всем этом!

– Пустите… пожалуйста. Мне больно.

Видимо, он не сразу сообразил, что вцепился в мои пальцы словно клещами, а когда понял, резко отдернул руку и отвернулся.

– Я… – теперь его было едва слышно. – Прости меня. Пожалуйста. Я не хотел тебя испугать.

Торопливо поднявшись, я аккуратно задвинула стул.

– Я пойду…

– Останься.

Он стоял, повернувшись ко мне спиной, и я видела, как тяжело вздымаются плечи.

– Я вас расстроила, – сказала я тихо, – вы столько времени на меня тратите, а я… бестолочь.

Винсент медленно повернулся, и я поразилась тому, какой он бледный.

– Ты не бестолочь, Ильса. Но вот это твое «ничего не понимаю» напомнило мне сестру, которую я любил слишком сильно для того, чтобы возненавидеть. Она всегда так говорила. Не понимаю – и все. Вместо того чтобы сидеть и разбираться, до тех пор, пока не станет понятно.

– Простите, не хотела вас огорчать. – Я опустила голову.

– Сядь, – резко приказал он. – Ты уйдешь только после того, как мы разберем это сложение.

Но это же сон, верно?

Вздыхая, я отодвинула стул, снова уселась за стол, выжидающе смотрела на Винсента. Интересно, имею ли я право спрашивать?..

– Почему вы должны были возненавидеть свою сестру? – спросила кротко.

Он обошел стол, остановился за моей спиной, помолчал, а затем вдруг взял в свои руки мою, пострадавшую, с оставшимися красными пятнами на кисти. Я окаменела. Никогда… он никогда так не делал. И сердце замерло в груди, когда Винсент чуть наклонился и оставил на тыльной стороне моей ладони легкий поцелуй, словно пытаясь загладить свою вину.

– Потому что, – едва слышно сказал он, – она изменилась.