Князь мертвецов

Конечно же, он оглянулся. Голем возник за спиной, так близко — рукой подать. Голему. Огромная растопыренная ладонь закрыла небо, будто над головой вдруг возник глиняный потолок. Человек вскрикнул, метнулся в сторону…

Выскочил! Пальцы голема сомкнулись на пустоте, звучно стукнули. Человек снова побежал — закладывая петли, как заяц, он метался туда… сюда… Грудь его вздымалась, он судорожно хватал ртом воздух… Как… это… могло… случиться? Все… было… продумано…

В боку вспыхнула острая боль. Отчаянно запекло в груди, ноги заплелись, и он кубарем полетел на землю. Попытался встать… хоть на четвереньки, хоть… Пополз — быстро-быстро перебирая ногами, но шаги всё приближались! Громадные глиняные ножищи протопали мимо… и встали — он едва не уперся в них лбом.

Захлебываясь слезами, человек шарахнулся, завалился на спину, замахал руками, будто голубя отгонял:

— Уйди, уй…

Увидел нависающее над ним глиняное лицо с пылающими глазами, потом небо над ним потемнело… и громадный кулак вмял его в землю.

Голем наклонился. Подхватил убитого за ногу и поволок обратно к насыпи. Шуршал ковыль, тело подпрыгивало на кротовинах и следом тянулась кровавая полоса.

На насыпи валялись трупы. Големы плотным кольцом смыкались вокруг, Пахомов увидел медленно приближающие к нему кровавые глазищи, заорал…

Ему на спину рухнула тяжесть, он заорал снова, в спину вдавилось что-то острое, и каббалист, коленями стоя на нем и на Карташове зачастил:

— оmesta’ lehs otarusteb hanohkemah tte rastay madaah zA…[1]

Лапища голема замерла… задергалась рывками — туда-сюда… Окружающие их со всех сторон пылающие глазищи мигнули… еще мигнули… и еще… Замерцали быстро-быстро… Големы поводили головами, будто вслушиваясь в долетающие до них слова, потом начали едва заметно раскачиваться и… замерли. Огни в глазницах еще раз вспыхнули и стали затухать, как угли в камине, превращаясь в тусклые темные огоньки.

Неподвижные големы стояли кольцом вокруг насыпи как громадные глиняные статуи.

— Бух-бух-бух! — последний голем вышел из темной степи, волоча за собой человеческое тело.

Небрежно уронил его поперек насыпи и тоже замер рядом с товарищами.

Каббалист судорожно захрипел и откатился в сторону, шумно дыша. Пахомов еще подождал мгновение, приподнялся, опираясь на дрожащие руки, взвыл от боли в плече, и не сел, а скорее упал на зад. Протянул дрожащую руку к Карташову… Биение жилки на шее удалось нащупать не с первого раза и даже не со второго, пока, наконец, под пальцами слабо толкнулся пульс.

— Шмуэль… Бенционович… — слова из пересохшего рта выходили с трудом. — Вы… спасли…

— Себя я тоже спас. — раскинув руки, каббалист лежал на насыпи и глядел то ли в небо, то ли на неподвижно стоящих вокруг големов. — Они бы нас убили…

— Кто… такие хоть? — выдохнул Пахомов и начал медленно подниматься. Брошенный последним големом труп лежал совсем рядом, от него остро и противно пахло кровью и… как бы ни хотелось замереть и не шевелиться, но надо вставать и убираться отсюда. А еще где-то под насыпью лежит бедняга-сторож, и хоть надежды почти нет, но вдруг, и он жив?

— Узнаем. — прокряхтел каббалист и тоже с трудом поднялся. — Отпишем в главную контору, пусть разбираются, кто из соперников по железнодорожным подрядам на столь жесткие действия способен.

— Не стоит. Писать. — глухим голосом откликнулся Пахомов. Он стоял над брошенным последним големом телом и смотрел, смотрел… В голове вертелась всего одна мысль:

«Теперь я понимаю, почему его голос казался мне знакомым!»

Каббалист доковылял до Пахомова, ухватился за плечо — было больно, но инженер даже не дернулся.

— Нам всем конец… — безнадежно выдохнул каббалист.

— Он сам… его люди первыми напали… — Пахомов понимал, что его слова звучат детским лепетом.

— Кто нас станет слушать? — с безнадежной горечью ответил каббалист. — Особенно меня…

— Значит… — Пахомов сглотнул. — Надо сделать так, чтоб никому ничего не пришлось объяснять.

Они посмотрели на лежащего без сознания Карташова, на тела, разбросанные по насыпи, и кивнули друг другу.

[1] Az haadam yatsar ett hamekhonah betsurato shel 'atsemo (ивр.) — Человек создал машину по своему образу и подобию… Предположительно (очень предположительно!) произносилась при создании големов. Сейчас каббалист произносит ее наоборот.

Глава 1. Череп в зазеркалье

— Сегодня самый важный день в моей жизни!

Он посмотрел в зеркало и с нажимом повторил:

— Самый важный день моей жизни! Сегодня!

И встретил собственный напряженный взгляд, в глубине которого прятались разом и страх, и предвкушение.

Бережно провел гребнем по тщательно уложенным темно-русым волосам, повернул голову, придирчиво оглядывая себя со всех сторон. В большом настенном зеркале отразился юноша неполных шестнадцати лет, не слишком высокий, хоть и низкорослым не назовешь, изрядно широкоплечий.