— Неужто ты тут живёшь, дядя Самуил? — спросил Ждан, не скрывая удивления: он увидел в глубине двора высокий двухэтажный дом, сложенный из потемнелых от времени брёвен и покрытый гонтом[26].
— Нет, здесь живёт мой вуй[27], боярин Славута, а я, спасибо ему, по соседству, рядом… Видишь ли, хлопец, нам нужно поскорее встретиться с князем Святославом, а боярин Славута бывает у него почти каждый день. Нам же с тобой не так просто попасть в княжеские хоромы… Понял?
— Понятно… Так ты, оказывается, вон из каких богачей, дядя Самуил! Сам купец, вуйко твой — боярин… Каждый день у князя бывает… А ты такой простой — ну, как и я, к примеру…
— Э-э, Ждан, выпадет удобное время — расскажу из какого я рода, а сейчас не до того…
Загремели засовы и ворота открылись.
Навстречу им вышел молоденький прислужник.
— Дядя Самуил? Ох, не ко времени — боярин собирается к князю. Там сегодня, говорят, пир…
— С чего бы это?
— Княгини Марьи Васильковны — именины…
Прислужник проводил их в хоромы боярина.
В просторной светлице пахло воском — на столе горела свеча. Слева от стола — полки с книгами и свитками пергамента. Вся правая стена завешана оружием. Чего только здесь не было! Мечи русские й сабли половецкие, луки простые и клеёные, луки-самострелы и тулы — колчаны со стрелами, боевые топоры, копья-пики и метательные копья — сулицы, кольчуги и латы, шлемы, поножи…[28] Глаза у Ждана разбежались, и он не сразу заметил хозяина этой комнаты, боярин стоял в полутёмном углу и небольшим костяным гребнем расчёсывал седую бороду.
Но вот он положил гребень на стол и, широко раскинув руки, вышел вперёд.
— Самуил! Вот не ожидал! Ты же сказал, что отправляешься в Путивль! Й вдруг — здесь… — Он обнял Самуила и трижды поцеловал. — Где ты раздобыл себе такого спутника? — и повернулся к Ждану. — Славный парубок! Гридень? Чей?
Самуил коротко рассказал обо всем, что ему и Ждану пришлось пережить за последнее время. Показал письма князя переяславского.
Боярин Славута слушал, не переспрашивая и не перебивая. Был он выше Самуила и чем-то немного схож с ним. Такой же как у того высокий крутой лоб, над которым в беспорядке кучерявые волосы, усеянные сединой, прямой, с небольшой горбинкой нос и резко очерченный рот. Но в то же время и отличался от Самуила. Прежде всего — глазами. У боярина они какие-то необычайные. В них и смотреть было страшновато: казалось, насквозь тебя видят. Синие, с голубизной, не большие, но и не маленькие, умные, они светились как только что расцветшие блаваты[29]. И хотя всё в этом человеке было необычным, привлекали внимание прежде всего глаза. Потом уже выделялись гордо посаженная на сильные плечи голова, вьющиеся седые волосы и такая же кучеряво-седая борода, а также
— И чего же ты хочешь, Самуил? Чтобы я провёл вас к князю?
— Да, вуйко. Дело весьма спешное.
До той части города, где находился княжеский дворец, шли пешком. Киевские улицы кишели пёстрыми толпами людей. Степенно шествовали в церковные храмы богато одетые боярыни и купчихи в сопровождении дочек, детей, внуков, челяди, мчались вооружённые всадники, брели бабуси, играли в снежки дети, протягивали руки за милостыней нищие, торопился по своим делам трудовой люд…
Стража беспрепятственно пропустила боярина Славуту и его спутников в княжеские хоромы. Они вошли. Князья уже были там.
Славута поклонился. Самуил и Ждан тоже склонились в низком поклоне.
— Князь Святослав и князь Рюрик с княгинями, — шепнул купец Ждану. — А то — их сыны и дочки, внуки…
У Ждана от такого богатства и блеска зарябило в глазах. Мог ли он подумать, что из вонючей вежи кочевника судьба вдруг перенесёт его в княжеские хоромы, что он, бывший кощий[30], половецкий раб, будет разговаривать с великими киевскими князьями?
Князья с родичами были готовы к выходу. Поблёскивала при свете свечей золотом и серебром парча, сверкали женские украшения, темнели, как кровь, княжеские корзна[31].
Святослав и Рюрик стояли посреди хоромины. О чём-то говорили друг с другом. Святослав — высокий, важный, седовласый, с большим крючковатым носом, Рюрик — младший, чёрночубый, среднего роста, в чёрной бархатной одежде. Они разом замолчали и повернулись к Славуте.
Боярин рассказал о вторжении Кончака, а Самуил протянул письма переяславского князя Владимира. Прочитав их, князья переглянулись.
— Что будем делать, княже? — спросил Рюрик.
— Думаю, пора наказать Кончака. Слишком он занёсся… Надо проучить его да и других ханов заодно, ведь они уже разорили всё Посулье, а вскоре и до Киева доберутся. Князь Владимир жалуется, что совсем обезлюдела переяславская окраина и люд обнищал…
— Правда, ему куда больше других от половцев достаётся.
— Думаю, должно немедленно собирать князей и выступать в поход, — твёрдо заявил Святослав.
— Я тоже так мыслю.