Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

- Ого! - воскликнул Самуил. - Слишком много, хан! Пять кун, значит двадцать ногат! И это за старую, для работы непригодную чагу! Да она едва стоять может! От ветра, небось, качается! Если я и соглашусь тебе сколько-нибудь заплатить, то только из жалости к ней… Одного племени мы! - начал торговаться Самуил.

- Сколько же согласен за неё дать? - спросил хан.

- Ну, если на то пошло, куну. Большего не стоит.

- Куну? Да пусть она лучше сдохнет под камчой, чем я отдам её за такую плату! - Кобяка, видимо, тоже захватил торг, глаза заблестели, на лбу выступил пот. И хотя от купца он только что получил ценных подарков больше, чем на полгривны, выпалил язвительно: - Ты, оказывается, очень скупой, урус!

На щеках Самуила вспыхнули свекольные пятна от обиды.

- Нет, я вовсе не скупой и дам аж две куны… Но это моя последняя цена!

- Три! И ни одной ногатой меньше!..

В это время снаружи долетел болезненный крик женщины. Ждан передёрнулся, схватил Самуила за руку, а в глазах его - безмолвная мольба.

- Ну ладно, пускай три куны, - поспешно согласился Самуил. - Но немедленно прекрати пытку.

Кобяк мрачно кивнул Алаку и тот быстро выбежал из юрты. Крик тут же оборвался. Кобяк переступил через лужу кумыса, что разлилась на дорогом ковре, и, словно ничего не случилось, улыбнулся Самуилу, взял его под локоть.

Пошли отсюда, пока тут приберут. А потом я все-таки угощу тебя, Самуил-бей, и тушёной бараниной, и кумысом. А если не захочешь кумыса, то айраном.

3

Две недели Самуил и Ждан жили в орде. Они ездили вдоль Самары и Орели от одного стойбища до другого, распродавая разную мелочь, захваченную вдосталь в Киеве: медные и бронзовые перстни, иголки, серёжки, прясла[53], фибулы[54] для плащей, крючки и петли для кожухов. Торговались отчаянно, не уступая ни единой ногаты, чтобы иметь возможность подольше побыть среди кочевников, ко всему присмотреться и, в конце концов, узнать о намерениях Кобяка. Собирается ли он нападать на Русь или нет?

Тревога их усилилась, когда с юга на Самару и Орель прибыло ещё несколько ханов со своими родами. Похоже было на то, что Кобяк собирает большие силы. Но почему тогда он медлит с выступлением, чего ждёт?

Ясность внесла неожиданная встреча в степи.

А случилось это так.

Все эти дни Ждан не разлучался с матерью. Даже когда ехал на торги в самые далёкие улусы, то и тогда не оставлял её в таборе, а брал с собою. Говорили они беспрестанно и не могли наговориться - и про свои мытарства, и про отца, и про Настю, которая, как доносятся слухи, стала женой какого-то хана, и про Ивана, он неизвестно куда девался - то ли его половцы убили, то ли чудом спасся. Горестно вспоминали и про меньших братиков и сестрёнок Ждана, что погибли в Вербовке от лютых ворогов… Да разве мало о чём могли говорить мать с сыном после трёхлетней разлуки, после того что пережили?!

Так вот, однажды, когда они возвращались в табор, Ждан отпустил вожжи, и кони сами потихоньку брели по едва заметной колее, проложенной в буйных зарослях пахучих трав. Мать не сводила с сына измученных глаз и в который раз слушала его неторопливый рассказ о бегстве, о Кончаке, о Самуиле, о князьях… Шершавой, натруженной рукой гладила его руку, а другой вытирала слезы, туманившие глаза, когда она слушала о смерти отца или о княжеском порубе в Новгороде-Северском.

- Бедненький мой! Родименький мой! - шептали её худые посиневшие губы.

Увлечённые воспоминаниями, они не заметили, как из придорожной рощицы выехал всадник и помчался им наперерез.

- Урус, стой!

Ждан придержал коней.

Всадник подъехал вплотную к возу, натянул поводья.

Им оказался отрок-чабан. На плечах - вытертый чепкен, на ногах - постолы из сыромятины, на голове - войлочный островерхий каук, из-под которого выбивалась копна густых черных волос. За плечами - лук, на боку сабля и кожаный тул со стрелами.

Ждан недоуменно посмотрел на незнакомца. Что ему нужно?

Тот тоже какое-то время молча, пристально разглядывал мать и сына, а потом внимательно огляделся вокруг и тихо заговорил, словно боялся, что кто-то может подслушать в этой безлюдной степи:

- Скорей отправляйтесь домой! Неужели не видите сами, что Кобяк вот-вот двинется на Русь? Тогда вас задержат здесь, как заложников!

Ошеломлённый его словами, Ждан внимательно посмотрел на молодого чабана.

- Кто ты такой? Как тебя зовут?

- Не надо, не спрашивай.

- Откуда ты так хорошо знаешь наш язык?

- Моя мать - уруска… Научила…

- Но ты-то ведь половец?

- Это мой отец половец…

- Почему ты решил предупредить нас?

- Меня мать послала…

- А сам бы этого не сделал?

- Может и сам тоже… Я люблю нашу с матерью речь, ваши песни, ваших людей, вашу землю, хотя я никогда не видел землю моей матери, но она про неё так много и красиво рассказывала!.. И я верю, что так оно и есть, потому что мама у меня - святая! А её земля и для меня родная! Вы можете, должны мне верить. Верьте каждому моему слову! Уезжайте отсюда скорее!

- Спасибо тебе, друг, и твоей маме передай нашу благодарность за такую важную весть и добрый совет…

Отрок хлестнул коня и быстро исчез в зелёных зарослях ивняка.