Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Хан отклоняет кожаный, подшитый войлоком полог юрты, которая занимает весь настил длинных и широких саней, и влезает в её тёмное и тёплое нутро. Эту ночь можно поспать под боком у младшей жены - красивой и своенравной полонянки - уруски Насти. Эту ночь можно поспать, так как все беды и все напасти, кажется, остались на берегах несчастливой для него реки Хирии. Ускакали от неё далеко и нет причин подниматься затемно, чтобы стремглав бежать дальше.

Он ложится на мягкое ложе, вымощенное урускими подушками, укрывается кожухом и протягивает руку, чтобы обнять жену. Но та брезгливо отталкивает её плечом и сбрасывает с себя.

- Отстань! Не лезь! - бурчит недовольно. - Напустил холода в юрту, да и сам холодный, как жаба! Спи себе и мне не мешай спать. Уже три ночи не смыкала глаз!..

Туглий обиженно отодвигается. Клятая уруска! Чего только не позволяет себе! Кричит, будто он не хан, а какой-то уруский смерд! Вот взять бы камчу[46] да отстегать хорошенько, чтоб не распускала язык… Чтоб не привередничала… Но он тут же прогнал эти мысли, зная, что не поднимется у него рука на Настю, капризную, но молодую и красивую, как молодой степной цветок, полонянку. Ведь это, может, последняя его утеха в жизни. На что ещё можно надеяться, когда тебя буйногривые кони пронесли через целых пятьдесят лет? Ой не долго ещё им носить его по степи, недолго!..

Ему не спится. Мысли снуют и снуют без конца, как осенняя морось. Перед глазами мелькают лица многих людей - и мёртвых, и ещё живых; проплывают картины былых походов и боев, в которых он был не только сторонним наблюдателем; всплывают картины родных степных просторов, где проходила его жизнь. Потом появляется и долго стоит перед глазами лицо хана Кончака - властное, хитрое и жестокое. Туглий никак не может избавиться от него в своём воображении. Кончак смотрит ему в глаза, хмурит брови, словно укоряет или угрожает, а потом хитро подмигивает и беззвучно смеётся… «Тьфу, привязался клятый!» - думает хан Туглий и переворачивается на другой бок.

Ему становится тепло, Кончак наконец исчезает, и крепкий сон смежает тяжёлые веки хана.

Проснулся он от того, что Настя трясла его за плечо.

- Что? Что такое?

- Вставай, хан. Уже день на дворе. Кончак прибыл!

Туглий сразу вскочил. Сон как ветром сдуло. Настя одета по-праздничному.

- Кончак? Откуда?

- Он похитрее тебя… Возвращался другим путём…

Туглий быстро оделся, поднял полог. В глаза ударили яркие лучи весеннего солнца. Это впервые за много дней небо очистилось от туч и над степью повеяло настоящей весной.

Кто-то услужливо поднёс казанок тёплой воды, пахнущей дымом костра. Хан плеснул несколько пригоршней себе в лицо. Настя, румяная, с русыми косами, подала рушник, чтобы вытереться.

- Почему раньше не разбудила?

- А зачем? Люди устали, им отдых нужен. Ты тоже утомился, старенький мой. И спал так сладко!..

- Но Кончак…

- Он только что прибыл… Ночевал с войском и с полоном за горой, в соседней долине. А утром его сторожа наткнулась на нас… Вот и приехал навестить… Да вот и он сам!

Между юртами ехали несколько всадников. В переднем ещё издалека Туглий узнал великого хана, кинулся навстречу.

Кончак легко соскочил с коня, нагнулся - он был на целую голову выше Туглия - и, обняв его, похлопал широкой, как весло ладонью по спине.

- Слыхал, слыхал про твою беду… Сам виноват, что отделился от меня… Князья думали, что с Дмитрова пойду вдоль Сулы вниз до Днепра, а оттуда - на Орель и на Тор. Там меня и искали - возле Лохвицы или возле Лубна. А я, не будь прост, двинулся прямо на восход солнца, обошёл верховья Хорола, миновал все возможные пути уруских дружин и лишь за Ворсклой повернул на юг. Шёл я перегруженный добычей, медленно, зато, как видишь, безопасно. Полона не счесть! Каждому воину досталось…

Туглий поморщился, всхлипнул.

- Тебе можно радоваться, хан… А мне?.. Ты набрал полона, а моих родовичей побрали в полон уруские князья да мерзкие черные клобуки. И что мне теперь делать? Людей потерял, полон и добычу тоже…

Кончак подмигнул Насте.

- Если отдашь мне, старый, молодую жену, то я тебе выделю несколько сотен полонённых, чтобы ты обменял их на своих.

Туглий встопорщил редкие усы, заморгал глазами.

- Шутишь, хан? - и окрысился на Настю и всех, кто стоял поблизости: - А ну-ка, прочь отсюда!

- Ха-ха-ха! Испугался? Береги получше свою жёнку, а не то украду!.. Ну-ну, не хмурься. Пошутил я… Таких красавиц веду ныне не одну - на всех ханов хватит! Пай-пай!

Туглий повеселел.

- Ты и вправду дашь полонённых на обмен?

- Дам… Должны же мы выручать друг друга!

- Благодарю, хан… А у меня для тебя тоже есть подарок.

- Какой?

Туглий хлопнул в ладони, приказал привести полонённых.

- Вот тебе для забавы! - поставил перед Кончаком Аяпа и Куна. - Черные клобуки! Изменники! Отец и сын… Делай с ними что хочешь - повесь, четвертуй, утопи или на огне сожги! Никакая казнь не будет для них достаточной.

Кончак уставился на полонённых суровым взглядом. Долго смотрел молча.

- Сколько у тебя сынов, старик? - спросил наконец Аяпа.