Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Под чуткими пальцами Владимира Ярославича то громом рокотали, то весенним ветерком нашёптывали, то неутешно рыдали живые серебристые струны. А с его сочных малиновых губ слетали новые и новые, казалось бы знакомые, но в то же время какие-то необыкновенные слова:

Игорь к Дону воинов ведёт!

А уже несчастий его
подстерегают птица на дубах,
волки грозно воют по оврагам,
орлы клёкотом на кости зверей зовут,
лисицы брешут на червлёные щиты…

О Русская земля, уже ты за холмом!

Слушатели не сводили глаз с уст рассказчика-певца, их сердца полнились тревогой за Игоря, за его воинов…

А сказитель вёл дальше:

На другой день очень рано
кровавые зори свет возвещают.
Черные тучи с моря идут -
хотят прикрыть четыре солнца[121],
а в них трепещут синие молнии…
Быть грому великому!
Идти дождю стрелами с Дона великого!
Вот где копья поломать!
Вот где саблям постучать
о шаломы половецкие
на реке на Каяле,
у Дона великого!

О Русская земля, уже ты за холмом!

Нахмурились князья. Каждый из них не раз готовился с дружиной к бою, не раз делал первый шаг навстречу ворогу - знает, какие чувства охватывают всего тебя в последние минуты перед кровавой сечей…

Тревожно зазвучали струны, и певец вторил им:

От рассвета
до вечера,
от вечера
до рассвета
летят стрелы калёные,
гремят сабли о шеломы,
трещат копья железные
в том поле незнаемом
среди земли Половецкой…
Черна земля
под копытами
костьми
была засеяна,
а кровью полита…
Горем взошли они по Русской земле!

Побледнели жены княжеские, прижались к ним, как цыплята к квочке, дети их - маленькие княжата.

И князь продолжал свой сказ:

Яр-тур Всеволод!
Стоишь ты впереди дружины,
прыщешь на врагов стрелами,
гремишь о шеломы
мечами харалужными!
Куда ты, тур, поскачешь,
своим золотым шеломом посвечивая,
там летят неверные головы
половецкие!
Посечены саблями калёными
шеломы аварские тобою, яр-тур Всеволод!
Что ему раны, дорогие братья,
если забыл он и почести, и богатство,
и города Чернигова отчий золотой стол,
и своей милой жены, красной Глебовны,
вычаи да обычаи!

А Владимир вновь прошёлся пальцами по струнам, закрыл глаза, подался вперёд, будто вслушиваясь во что-то далёкое, понизил голос до шёпота:

Что мне шумит,
что мне звенит
вдали -
рано пред зорями?
Игорь полки заворачивает, -
ибо жаль ему милого брата Всеволода.
Бились день,
бились другой,
а на третий день
к полудню,
пали стяги Игоревы…
Тут братья разлучились
на берегу быстрой Каялы,
тут кровавого вина недостало,
тут пир окончили храбрые русичи -
сватов напоили,
а сами полегли
за землю Русскую …[122]
Никнет трава от жалости,
а дерево с грустью к земле приклонилось

.

Здесь первой не выдержала княгиня Ольга Глебовна, жена Всеволода. Прижав двух своих малышей к груди, она в голос запричитала:

- Вот уже мне моего милого ладонька ни мыслью помыслить, ни думою сдумать, ни очами свидеть! А-а-а!…

Жены других князей тоже заплакали, заголосили, а мужчины сжали кулаки, стиснули зубы. Их глаза затуманились, они-то ясно представляли себе картину дикого поля, усеянного трупами русских воинов. Разве их самих не подстерегала такая же доля, да и не раз? Разве не сможет подстеречь и завтра? И разве прекратилась, исчезла половецкая угроза?

А когда Владимир обратился ко всем присутствующим и отсутствующим князьям, чтобы все стали на защиту Русской земли и возгласил: «Загородите Полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!» чувствительный Рюрик стукнул ребром ладони по столу и воскликнул: