Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Ярослав Черниговский не присоединился к князьям, но не мог уже пренебречь огромной опасностью, нависшей над Русью. Он со своими дружинами и ковуями стал по Десне и Остру - на тот случай, если половцы двинутся на Чернигов.

Таким образом ни Киев, ни Чернигов не остались без защиты, и Кончак, зная об этом от своих лазутчиков и не имея поддержки хана Кзы, не рискнул бы на них напасть и ему оставалось ограничиться грабежами и разорением Переяславской земли.

Великие князья киевские прекрасно понимали, что они обязаны не только не допустить ворога к Киеву, но и помочь Переяславлю. Ведь они слышали, знали, что из самой глубины сердца князя Владимира вырвался отчаянный крик: «Уже половцы у меня, так помогите же мне!» Но и у них сил для решительного наступления было недостаточно. Потому оставалось надеяться на приход Давида Ростиславича, князя Смоленского.

Князь Давид со смолянами приплыл на челнах и стал табором в Триполье. Был он не в духе. Зело не в духе. Думал, что встретят его пышно, но ни Святослав, ни брат Рюрик Ростиславич не прибыли. И хотя Давид знал, что оба великих князя не пируют и не на соколиных ловах, а каждый день ждут нападения Кончака, своенравная, капризная душа его оскорбилась. Приплыть с войском за семьсот вёрст и удостоиться такой чести… Чтобы его, Рюриковича, встречал только какой-то воевода?

Он хотел было в тот же день поднять ветрила на челнах и отправиться в обратный путь. Но тут прискакал от Святослава боярин Славута. Низко поклонился и передал два письма: полное отчаяния от Владимира с просьбой немедленной помощи и строго деловое от Святослава с наказом идти на Зарубинский брод и переправиться на переяславскую сторону.

Давид вскипел.

- Об этом речи не было! Святослав звал меня Киев спасать, а теперь хочет непонятно куда загнать!

- Не непонятно куда, а лишь до Переяславля, княже, - спокойно и твёрдо возразил Славута. - Разве не всё равно, где бить Кончака - под Переяславлем или на Днепре? Этим мы обороняем и Киев, и Чернигов. Да и Смоленск тоже…

- Нет, не всё равно! - горячился Давид. - Мои люди устали за такую дальнюю дорогу, набили кровавые мозоли на руках: день и ночь сидели на вёслах! Наконец, где мы возьмём коней? А пешими идти в степь смоляне не привыкли!

Смоленские бояре поддержали князя:

- Мы плыли к Киеву! Без коней в степь не пойдём! Если бы тут была рать с Кончаком, то бились бы, а непонятно где искать встречи с ворогом не можем: и без того изнемогли!

Славута поскакал к Святославу. Что делать?

Святослав позвал Рюрика - вместе составили письмо. Уговаривали Давида не отступать от всеобщего русского дела и сообща ударить на врага. А Рюрик от себя написал отдельно: «Брат, положение у Владимира Глебовича на переяславской стороне крайне тяжёлое. Если мы не перейдём на ту сторону, вина за тысячи загубленных душ ляжет на нас. Помоги, брат! Не осрами род Ростиславичей! Не повтори так, как ты сделал девять лет назад, когда не помог мне и брату Роману в битве с половцами возле Ростовца, и поганые поэтому захватили шесть берендейских городов, победили нас, а многих воинов и бояр полонили».

Однако Давид оперся.

- На ту сторону не пойду! Придёт Кончак на сей бок - буду биться! А на ту сторону не пойду! Воины изнемогли в походе!

Несколько дней продолжались эти переговоры, несколько раз Славута, не жалея ни себя, ни коней, скакал то сюда, то назад. Наконец в один из дней, прибыв в Триполье с новыми письмами от великих князей, увидел с кручи удалявшиеся Давидовы челны, которые под порывами попутного ветра направлялись вверх по Днепру… Давид увёл свои полки назад, сбежал, не пожелав даже издали увидать противника.

Горестный стон вырвался из груди старого боярина.

- Давид, Давид, неразумно поступаешь! Поганые, как стервятники рвут живое тело Русской земли, а ты им помогаешь, крамолу чинишь, межусобицы княжеские зачинаешь, как некогда делал Олег Святославич! Тот же Олег крамолу ковал и стрелы по земле рассеивал! Тогда, при Олеге Гориславиче, засевалась и прорастала усобицами Русская земля, погибали жизни Даждьбоговых внуков. В княжьих крамолах век людской укорачивался! Тогда, в те времена по всей Русской земле редко ратаи перекликались, зато часто вороны кричали, падаль меж собою деля, и воронье галдело, на прокорм летя! О, стонать Русской земле, вспоминая прежние времена и прежних князей!… Один-единственный князь был, что водил свои хоробрые полки на поганых за землю Русскую - Владимир Мономах, сын Всеволода! Половцы им детей своих пугали! Литва из болот и на свет не высовывалась. Угры-венгры заперли каменные города железными воротами, только бы в них Владимир Великий не въехал! А немцы радовались, что далеко проживают, аж за синим морем!… Жаль, что старого Владимира нельзя было навеки оставить на горах киевских! Ныне одни его стяги стали Рюриковы, а иные - Давидовы! И теперь их полотнища в разные стороны реют, в разные стороны их копья летят!

Развернул Славута коня и, крикнув свите, вихрем помчался назад, к князю Святославу.

Выслушав боярина, князь нахмурился.