Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Ярославна встрепенулась, набросила на плечи большой цветастый платок, что висел рядом на перилах, и повернулась на его голос. В глазах её сначала вспыхнула радость, мелькнуло удивление, а потом, когда всмотрелась и узнала боярина, появился страх. Она схватилась за сердце. Побледнела.

- Славута, что случилось?… Почему ты так исхудал, осунулся и печаль на лице? Почему то один? Где князь?

Славута медленно, не торопясь, словно собираясь с мыслями, подходил к ней.

- Не волнуйся, княгиня… Князь живой. Лишь пораненный в руку…

- Пораненный в руку! И ты так спокойно говоришь об этом?… Почему же не идёт? И что с Владимиром? - голос её задрожал.

- Все князья живы, Ярославна.

- Вернулись?

- Нет.

- Почему?

- Они в полоне.

- В полоне! Боже мой! А войско?

- Войско тоже… Одни воины погибли, остальные попали в неволю.

Ярославна побледнела ещё сильней. В глазах заблестели слезы.

- Одни погибли, другие в неволе!… Так вот почему последние дни я не находила места себе! Вот почему лютая печаль терзала моё сердце. Мой любимый ладо в полоне?! Его воины погибли или попали в неволю! Боже! Боже! - Она закрыла ладонями лицо и зарыдала. Потом, продолжая всхлипывать, вытерла слезы уголком платка, села на ступеньку лестницы, ведущей на башню. Каким-то чужим, мёртвым голосом произнесла: - Говори мне все! Рассказывай все, как это произошло!…

Ярославна слушала не перебивая, ничего не спрашивала. В её глазах дрожали слезы, белые руки, как крылья чайки, трепетали в волнении. Брат Владимир обнял её за плечи. В его глазах тоже блестели слезы.

Особенно поразило их в рассказе Славуты то, как страдали от жары и жажды люди и кони, как тучи половецких стрел разили русских воинов, как мучился Игорь от болезненной раны и ещё больше от мысли, что он стал виновником великого Несчастья родной земли.

Когда Славута закончил своё повествование, княгиня долго молчала, глотая слезы. Потом она поднялась, протянула вперёд через забороло руки и негромко, с щемящей болью в голосе запричитала:

- Ой, полечу я кукушкою печальной над дунай-рекою одиноко, омочу бебрян[105] рукав в Каяле-реке, утру князю кровавые раны на его могучем теле!

Ой, Ветер-Ветрило! Почто, господин, супротив веешь? Почто на крылах своих ты вражьи стрелы мечешь на дружины лада моего? Мало ли тебе простора наверху под облаками веять, корабли качая в синем море? Почто, господин, мою-то радость по ковыль-траве развеял?

Ой, ты Днепр, Славутич мой! В земле Половецкой каменные горы ты пробил собою, ты лелеял на себе челны-насады Святослава до самого стана Кобякова! Принеси же ты, Славутич, на своих волнах могучих лада милого ко мне, чтобы слез горючих по нему не проливать!

Ой, светлое, три светлое Солнце! Для всех ты тепло и прекрасно! Отчего ты жаркими лучами обжигаешь, жаждой мучишь воинов и лада моего, иссушило колчаны их и луки боевые?…

Она протягивала над заборолом свои трепетные руки, словно и вправду собралась лететь над рекой, чистым золотом блестевшей внизу. Лететь туда, в неведомое поле Половецкое. Она так истово причитала, словно своими мольбами-заклинаниями и впрямь хотела помочь и любимому князю, и его воинам в их тяжкой беде. Потрясённые Славута и Владимир онемели от глубины чувств, что изливались из сердца этой необыкновенной женщины, и долго молчали, не зная, каким образом обратиться к ней. Лишь когда она умолкла и разрыдалась, Славута бережно коснулся её локтя, тихо произнёс:

- Будет тужить, Ярославна! Пойдём. У меня совсем мало времени - я должен немедля мчаться в Киев. Совсем озверели, захмелев от победы, половцы. Вот-вот накинутся, как хищная стая, на Русскую землю, и пожалуй, прежде всего сюда, на беззащитную Северщину… Так пусть князь Владимир к этому, не тратя часу, готовится.

Ярославна перестала плакать, ещё раз глянула в мглистую даль, разделяющую её с дорогими людьми, смахнула с глаз слезы и покорно, как ребёнок, позволила взять себя за руку. Владимир медленно стал сводить её о высокого путивльского вала вниз.

…И покатилась страшная весть о гибели Игорева войска по всей Северской земле и застонали, заплакали люди от великой беды-напасти.

«И прослыша про то, пришли в смятение города посемские, и охватила их скорбь и печаль великая, какой прежде не бывало во всем Посемье и в Новгороде Северском, и во всей земле Черниговской: князья в полоне и дружина в полоне или перебита.

И метались люди в смятенье, смуты в городах начались, и не милы всем стали и свои близкие, многие забывали и о своей душе, печалуясь о своих князьях», - записал летописец.

2

В хорошем настроении возвращался князь Святослав в Киев из своих корачевских и вщызских земель, лежавших на многие десятки, а то и сотни вёрст вдоль верхней Десны до самой Оки. Четыре полка отборных воинов вёл он оттуда: два конных шли по правому, высокому берегу, по старой, наезженной дороге, а два пеших плыли вместе с ним на челнах.

Торопились. Потому князь в Трубчевск, к Всеволоду, не заезжал - проплыл его ночью в надежде, что утром к завтраку прибудет в Новгород- Северский, к Игорю, и там окончательно договорится с ним о предстоящем походе.