Князь Голицын

Можно, конечно, попробовать еще обратиться к Менделееву. Но тут вряд ли что получится. Дмитрий Иванович, скорее всего, не ответит. Я хоть о нем мало что знаю. Но даже моих знаний хватает, что бы понять, что переписка с ним без известности не будет возможной. А у него ведь интересные темы сейчас. Насколько помню, он с адмиралом Макаровым разрабатывает тему пароходства в северных морях. А это ни много ни мало ледоколы. Как провожают ледоколы, совсем не, так как поезда. Ледоколы, ледоколы, что-то вертится такое, а вспомнить не могу, и это при моей нынешней абсолютной памяти! Что-то здесь не так. Ну да ладно, пока не критично. А вот с химией с Дмитрием Ивановичем было бы интересно поработать. Скоро он займется бездымным порохом. Нет, все-таки не судьба. Ладно, начнем пока с двигателей, а там по нарастающей в смежных областях продвинемся.

— Петр просыпайся, — вырвал меня из размышлений дядька, — Мы уже приехали.

— Я что, заснул пока ехали? — вот ведь, умудрился заснуть в неудобной и тряской бричке! Надо действительно выспаться. Завтра будет беспокойный и достаточно важный для меня день.

— Да, Петь. Вон, встречают нас уже.

— Ну, тогда, помолясь, выходим потихонечку на суд общественный.

Выйдя из брички, чтоб избежать ожидаемых причитаний, сразу задал вопрос — Здравствуй мамка, а где матушка?

— Да как где?! — запричитала мамка, сухонькая, седая, но при этом чрезвычайно бодрая бабулька на вид лет шестидесяти, сколько ей на самом деле, есть тайна покрытая мраком, ровно, как и возраст дядьки Николая, уж больно таинственные они и загадочные. И где их только маменька откопала? — Вон, ее доктор отпаивает после вестей с обозом привезенных. Как мужики прибыли, страсти всякие на станции произошедшие рассказывать начали, так народ и набежал. Даже батюшка с доктором приехали послушать. Матушке-то твоей, от тех рассказов плохо и стало. Доктор остался тебя ждать и матушку отпаивать, а батюшка сказал, что по утру подъедет. А что это ты весь блестишь, гладкий такой, как яйцо куриное? Неужто правда в тебя молния попала? Не соврали обозники? Вот окаянные не уберегли дитятко?! — погрозила кому-то сухим кулачком Николаевна.

— Да полно тебе, мамка, ну ударила и ударила. Главное жив и здоров остался, а волос нарастет еще. Сейчас умоюсь и к матушке поднимусь. Успокоить ее надо. А то надумает еще чего.

— Не надо, Петенька, подниматься, — на крыльцо вышла в черном строгом платье и красивом расписном шелковом платке, накинутом на гордо поднятую голову, с темными, кое-где с проседью волосами, бледная княгиня Елизавета Петровна, — Я уже сама спустилась. С тобой правда все в порядке? Не обманываешь? — неподдельная тревога и яростная, беспредельная любовь звучали в ее глубоком, властном голосе, от которого у меня защипало в глазах.

— Правда, правда матушка. Меня доктор со станции не отпустил бы, если б что-то не так было. Просто вымотался сильно. Сейчас бы умыться, перекусить и спать пойти.

— Может, баньку сходишь? — заботливо спросила маменька.

— Нет, — с сожалением отказался я, банька это прекрасно, но не сегодня, слишком уж денек выдался насыщенным на события, — устал очень. Вон, у колодца умоюсь, да перекушу молочком холодненьким и хлебушком. Остальное не полезет в меня, после всех этих передряг. Прям вот здесь, на крылечке и перекушу.

— Да как же это, на крыльце! За столом надо, на стуле, как полагается! — воскликнула мамка Николаевна.

— Мамка, у меня и так все качается, а крылечко вон как на земле твердо стоит, — убеждать старую женщину не хотелось, но пришлось, — С него уж точно не свалюсь. Ничего один раз можно. Да и не сильно светло сейчас на улице, у меня глаза сейчас от света сильно болят. Надо бы в Калугу кого послать, что бы мне очки затемненные изготовили. Первое время ходить в них буду, пока глаза не поправятся. Да и все интересное дядька Николай может рассказать, он там тоже присутствовал и участие принимал. А я пойду спать. С утра чувствую ни какого покоя не будет. Тут наверное целый табор посетителей по утру наберется.

— Ох, страсти-то какие! — все причитала Николаевна.

Тут голос подал наш доктор:

— Петр Алексеевич, мне все-таки придется вас сегодня осмотреть, — голосом не терпящим возражений сообщил он. Ну придется, так придется, что уж теперь:

— Вот сейчас умоюсь, перекушу и поднимемся ко мне в комнату. Там и осмотрите, хорошо?

— Хорошо, давайте так и сделаем. Мы с Елизаветой Петровной здесь подождем, а потом вместе и поднимемся.

— Хорошо, — кивнул я, повернулся и пошел к колодцу.

— Дядька Николай, помоги сорочку снять и полей мне. Сам я наверное не сниму.

Мне помогли снять пропахшую потом, гарью и чем-то еще неприятным нательную рубаху, и я начал тщательно отмываться. Обтерся поданным полотенцем и отошел от места где мне поливали.

— Дядька, а поставь-ка ты ведро в эту лужу, сейчас проверку устроим.

Когда ведро было установлено, я направил руку на ведро. И приказал ударить молнии. Да уж! В темноте это выглядело феерично. Ведро отлетело метра на два. Дядька Николай поднял ведро и осмотрел.