Князь Диодор

— Ты же маг, — с упреком отозвался батюшка. — Неужто трудно выяснить, кто прав, а кто виновен? Да самыми обычными средствами это можно определить!

— Оборотная сторона войны с магией, — буркнул Густибус. — Была бы наша воля… Мы бы не то что виновного находили, а еще до того, как он задумал что-либо, отыскивали и карали.

— Нет, — сурово высказался тогда князь. — Была бы воля магов, они бы сами, в первую очередь, стали и убивать, и грабить. Насмотрелись мы уже на это, как только силы магические к человеку приходят, он начинает считать себя выше других, выше закона, выше всякой даже власти. Не было бы этого, кто бы стал вас трогать?

— Отлично сказано, князь, — поддержал его батюшка.

— Я еще думаю, — подвел Дерпен итог спору, — что обычаи разные — не просто так случаются. Если так тут повелось, значит, должно быть.

Наконец, пологие, лесистые холмы тоже проехали. И оказались совсем в других землях. Тут уже не было привычной власти торговых, и потому довольно зажиточных городов, а начались области, где исстари держались баронских привилегий. То есть, пошли Смен-бун, Велковык, Сточень, очень старые хотя и некрупные по руквацким меркам города.

И что было в них хорошо, почти каждый из этих маленьких, даже микроскопических дворов содержал пусть и не вполне настоящий, но все же небольшой университет, а случалось, что и полноценную капеллу. Еще тут стала уже заметнее, чем прежде, власть западной церкви, которая к вящему сожалению батюшки не принадлежала к патриаршеству, а держалась папского вселенского образца. Он даже распереживался как-то:

— Нет, ну что это за вселенская церковь такая, а? Это мы-то, имперцы, и то считаем, что патриархия — не вселенская. А эти-то, только в своих баронствах и сидят, так им сразу всемирность подавай!..

— Может, потому они и вселенскими себя считают, что у них земли — кот наплакал, им хочется общности, единения, кристендома, — ответил ему Густибус. — У нас же, на Рукве, земли — немерено, у нас и рубежей нет, у нас и люди по-другому устроены. Потому-то нам — не всемирность нужна, она у нас сразу за околицей, и конца ей не видно… Нам бы оторваться от нее, своих бы приветить… Потому у нас — патриаршество.

— Разумно, — так батюшка, кажется, впервые с магом согласился.

И князь подумал, что именно на этом утверждении — необходимости служить Империи, оба эти спорщика и помирятся. Причем, по-настоящему, с открытой приязнью, если не с подлинной дружбой, как до дела дойдет.

Густибус, вспомнив прежние свои штудии на западе, выпросил у Стыря, который привычно заведовал обычными в дороге расходами, горсть мелкой монеты и накупал себе чуть не в каждом городе календарей и листков. Это и князю пришлось по душе, потому что он теперь, отвлекаясь от словаря, пытался читать их после мага.

Смена обстановки подействовала и на Дерпена, который вдруг пристрастился пить местное вино, которое, правда разбавлял водой чуть не до двух третей, и покупал много местных фруктов, которых в Рукве всегда было маловато. Еще он подолгу сидел у правого окна, смотрел в сторону, что-то соображая или вспоминая. На вопрос мага, зачем он пьет, ведь в его народе это не принято, Дерпен чуть не через два часа, как был задан вопрос, отозвался, что ему как выкресту можно. К тому же, он хочет понять, какая в вине может быть истина, на что батюшка ехидно улыбнулся:

— Ты, воин, пей — не пей, а здешних все равно не поймешь. Вот когда подраться с ними придется, тогда, может быть.

— Так драку я по-своему проведу, — удивился такому обороту Дерпен. — Как же иначе? Я драться в четверть силы не приучен.

— А у нас, в четверть силы тоже не пьют, — хмыкнул было князь.

— Пьют, — отчего-то утратив обычную свою веселость, отозвался батюшка, — как раз четвертями и пьют.

Тогда, чтобы закончить спор, Диодор посмеялся и составил Дерпену компанию. Но в следующий раз батюшка, сходив на рынок в центре какого-то крохотного городка, кажется, под названием Мечиз, приобрел тыквенную флягу полонской водки, и тогда князю разбавленного вина уже не захотелось. Водка была отменной, вот только горчила, потому что оказалась то ли с обыденным в этих местах тмином, то ли с какой-то другой травой. От нее у него быстро побежала голова, и он решил, что учиться и пить одновременно не получится. В общем, он решил пока не пить, тем более, что у него расстроился желудок.

А вероятнее всего, это произошло потому, что Густибус, как-то составив в одной из мелких местных столиц компанию батюшке в походе на рынок, накупил и хваленой Велковыской колбасы, и жареных Сточенских сарделек из свинины, и полувареных яиц в тесте, и даже магетбурского знаменитого паштета. И про салаты не забыл… Когда всю эту действительно на редкость вкусную снедь умяли, под вечер сделалось плохо уже всем. Но по-настоящему прихватило почему-то только князя, он даже подумывал, что на следующий день в перегон не стоит уходить, а то как бы ему уже по необходимости лежать не пришлось.