Он чуть замешкался, все же проявление такой неблагодарности было ему не свойственно. Но то, что открылось в результате действий князя Диодора было настолько необычно, порождало такие сложности во всем королевстве, что он остался при своем решении. И потому добавил:
— И приказ мой тебе надлежит выполнить. Надеюсь, что приставлять к вам гвардейцев, чтобы они проследили за вашей… расторопностью, не следует?
И что оставалось князю? Он только поклонился, соглашаясь с королем, и мерным голосом отозвался:
— Гвардейцы не нужны, государь. Разумеется, мы подчиняемся.
30
Все же дормез был отличный, правда, скрипеть он начинал все сильнее, и Стырь, дурья башка, никак не мог этот раздражающий скрип убрать, хотя смазывал оси и всякие железки чуть не на каждом постоялом дворе, где они останавливались, но пока безрезультатно. Но экипаж все же ехал, и дорога опять стелилась впереди, вызывая и возбуждение, и дремоту — одновременно.
Однако не гнали, князь Диодор сколько-то торопил всех, пока не выехали за пределы Парского королевства, но потом обмяк, стал вялым, спал чуть не сутками, и никак не мог наспаться, а они поехали лениво, чему даже Стырь, кажется, был рад.
Впрочем, поначалу все помалкивали, действительно, даже пробовали не смотреть друг на друга лишний раз, что в тесноте было не всегда сподручно, но все же, все же… Постепенно это затишье прошло, и как прежде маг начал подкупать какие-то листки на рынках с местными известиями, и были они такими разнообразными, что и батюшка к ним пристрастился. Дерпен же где-то у Магетбура купил себе флягу настоящего шнапса, выпил чуть не половину, и тоже попробовал спать, как князь, а водку отдал Стырю. Еще он чистил теперь оружие, да так рьяно, что даже жалко становилось и все те клинки, которые он со звоном драил, и пистолеты, которые разбирал-собирал чуть не до винтика, каждый из этих винтиков едва не полируя. В общем, каждый занялся своим делом, но по-прежнему все больше молчком.
Лишь иногда по утрам ругали постоялые дворы, на которых останавливались, хотя и ругали-то, скорее, по привычке, или от безделья, чем за что-то настоящее, все понимали, что окажутся скоро в своих имперских землях, и там придорожные трактиры, где придется останавливаться, будут вовсе похуже.
Так проехали почти все земли малых макебуртских владений, где едва ли не каждый барон мнил себя владыкой в своих пределах не менее, чем какой-нибудь настоящий падишах или король. Два или три раза даже возникало нечто вроде недоразумений с подорожными, то есть, стражники недоверчиво перебирали бумаги, на этот раз, к сожалению, не имперские, а всего-то из парских канцелярий, щурились и требовали еще какую-то дополнительную мзду, но вот на это у них денег уже осталось немного, и потому проезжать приходилось все же доказывая, что они — не просто так, а хоть и малое, но посольство. Лишь иногда, на крайний случай, Густибус, который привык уже объясняться со стражниками, выкладывал последний козырь — они ездили в Парс по распоряжению Тайного Приказа Империи. Тогда от них отставали, связываться с этим учреждением никто по-настоящему не хотел и пробовать, все равно это было бы и бесполезно, а в случае серьезных неурядиц, могло обернуться плохо для самих дорожных архаровцев.
Потом пошли уже земли довольно обширных королевств восточных макебуртов, сильно размешанные, как их называли, малыми руквацкими племенами — серпенами, венетами, чехами и варукинами. Тут на дорогах уже было неспокойно, приходилось даже выспрашивать о попутных купеческих караванах, которых оказалось так мало, что князь велел сместиться на север, к западным границам Полонских земель. Так и сделали.
И оказались они где-то в восточной Помрани, довольно любопытной стране, где обитали и пруты, одно из малых макебуртских племен, и полонцев уже было чуть не до трети населения, и собственно, помранцы, составлявшие местную земельную и служивую знать. И говорили здесь на такой смеси макебурта и полонщины, что проще было переходить на рукву, которую, конечно, знали многие даже на постоялых дворах, хотя и корявили ее так, что иной раз и Стырь ни слова не понимал.
Дороги тоже стали ухабистыми и неухоженными, конечно же далеко не везде брусчатыми, а просто засыпанными гравием, наколотым из твердого северного гранита. И тут уже было совсем не просто поднанять возчиков, поэтому, Дерпен, как прежде, стал подменять Стыря на козлах. А вот князя Диодора пока этим не беспокоили, почему-то все теперь относились к нему осторожно, словно бы к раненому. Он это сквозь свои сны как-то разобрал, и попытался изменить, ведь не привык же оставаться в стороне от работы, если мог и даже должен был ее выполнять, но не очень успешно, его по-прежнему мало трогали.