Клон-кадр

Клон закуривает (оказывается, у него всю дорогу были свои сигареты: это что, экономия?), с меткостью нефа из NBA попадает спичкой в урну.

— Лучше посиди на остановке. Я сам схожу.

Аптека: метрах в пятидесяти. Низкое здание непонятного предназначения. Крест — зеленый: в начале нового тысячелетия все красные кресты Москвы почему-то заменили зелеными. Как будто все вокруг дальтоники.

Клон с сигаретой в зубах тащится в его (зеленого креста) направлении, а я бросаю уставшее тело на металлическую лавку под стеклянным козырьком.

Поверхность лавки: пористая, цвета металлик. Справа — рекламный постер под в меру заплеванным стеклом: спектакль Юрия Грымова «Нирвана». МиккиМаус со стилизованной прической под Курта Кобейна (Курта Кобейна принято считать последним из музыкантов, замутившим настоящее движение). В главной роли — Найк Борзов.

Справа же, но чуть дальше, на следующей (ни к какой остановке не приуроченной) рекламной тумбе: еще один постер; улыбающийся Ролан Факинберг (Ролана Факинберга принято считать тем, чья жизнь удалась со всех точек зрения). Название рекламируемого продукта: отсюда не читается.

Оба постера (оба плана) — снимаю. С изменением резкости, выдержки и диафрагмы. Городская лирика. Пожалуй, пока что это лучшие кадры на всей пленке. Ничего особенного, но геометрия интересна, а все вместе — как-то стильно. Не могу объяснить.

Когда я собираюсь сунуть фотоаппарат обратно в рюкзак, замечаю на нем кровь. Вынимаю из рюкзака первую попавшуюся бумажку (на одной стороне — результаты какой-то дебильной фокус-группы, впаренные мне в одной из редакций — зачем???), вытираю. После этого фокус-группа отправляется в урну, где ей, собственно, и место.

Хорошо бы, чтобы спичка Клона еще не потухла и эта мутотень от нее загорелась. Маленькие, глупые, ни в чем не разбирающиеся засранцы с полным отсутствием вкуса и патологической информационной всеядностью, определяющие политику изначально не самого плохого журнала — что может быть абсурднее?

Слева от меня: парнишка лет восемнадцати (может, девятнадцати), прическа — «брит-поп жив». (Надо полагать, маленький засранец с полным отсутствием вкуса и патологической информационной всеядностью.) Прилагающийся стиль: красные кеды, вельвет в обтяжку и детская майка, плотно прилегающая к тщедушному (ну разумеется!) и субтильному телу. Вены на хилых бицепсах прорисованы четко, как реки на географической карте, несмотря на полное отсутствие мышц. Мечта героинового аддикта. Примерно такие люди создают оборот клубу «Микс», мелким барыгам и магазинам молодежной моды на Никольской — таким, в которых много ультрафиолетовых лучей, неоправданно псевдостильных (пофигистичных и вечно накуренных) продавцов и светящихся граффити на стенах.

Парнишка: смотрит на меня, буравит взглядом. Довольно наглым для человека его стиля и комплекции.

— Есть вопросы, дружище?

Парень мнется пару секунд, блеет «эээ» и наконец решается:

— Наглый вопрос. Только один. Можно взять у вас интервью?

— А ты не голубой?

— Нет, я студент журfuckа. У нас сессия, надо сдавать практические работы.

— Блин. Извини. Просто меня сегодня одна тетка уже просила об интервью, но при этом явно намекала на секс.

— И чем это закончилось?

— Закончилось тем, что она мне не дала. Это уже интервью?

— Нет-нет. Сейчас, я только вытащу диктофон. Парень лезет в такой же тщедушный и худосочный, как он сам, рюкзак, роется в его недрах. Извлекает на свет диктофон. У Наташи была миниатюрная серебристая цифра, у этого — кондовое кассетное убожество эпохи, наверное, еще конца восьмидесятых. Наверняка в нем четыре батарейки, а в страну его ввезли из стран Восточного блока вместе с первыми китайскими плеерами давно канувших в историю марок вроде «Махйех». Казенный скорее всего. Хотя, если вдуматься, какую еще аппаратуру можно выдавать студентам для «практических работ».

— Ну что, давайте начнем?

— Пожалуйста. Начинай.

ИНТЕРВЬЮ 2

— В одной из ваших вещей вы наезжаете на христианство. Кто вы тогда по религиозным убеждениям — атеист или сатанист?

— В какой из своих вещей? Я не понимаю вопроса. О чем речь?

— Не важно. Давайте уберем первую часть и оставим только вторую.

— Хорошо. Хотя вообще-то я не фанат богословских диспутов, но раз спрашиваешь… Ни то, ни другое. Я верю в высшие силы, но не верю в мировые религии.

— Почему?

— Потому что тот, кто создал мир, просто не может быть таким, каким они его преподносят.

— Каким — таким? Жестоким? Мстительным? Наказывающим грешников?

— Нет. С этим как раз-таки проблем нет. Яне об этом.

— Тогда каким?

— Глупым.

— Ив чем заключается эта глупость?