Конвойный сильным пинком сбросил его наземь, второй подхватил, заломил руку, от чего осужденный закричал громко, первый спрыгнул, заломил вторую руку, и они быстро-быстро повели кричащего человека. Хлопок, крик оборвался.
Увели смеющегося Финкеля.
Спокойно, даже улыбаясь, спрыгнул Стоянович, дал заломить себе руки. Он попытался пойти сам, но его все равно потащили. Хлопок.
Конвойный вернулся, поманил Кузина пальцем:
- Давай.
Ну, вот и все. Значит, вот так оно и будет. Только бы не сбиться на истерику, не выглядеть жалким в глазах этих уродов. Надо идти. Ничего не попишешь. Эту игру в безик он бездарно продул, а проигрывать надо уметь. Ищи хоть что-то положительное – скажем, калечить больше не будут. Господи, да калечьте, сколько хотите. Только жить оставьте! Нет, не оставят. Кузин, весь трясясь, спрыгнул с кузова, тут же ему заломили руки, загнули, поволокли к широкому оврагу, возле которого стоял сухой пожилой человек в круглых очках и с вислыми усами, сосредоточенно набивал патронами барабан нагана.
- Подождите, куда торопитесь, - сказал он с явным прибалтийским акцентом.
Конвойные ждали, не отпуская Никиту, который так и стоял, согнувшись, от чего ныла поясница. Он перестал думать. Никогда раньше не знал, что такое перестать думать, а тут взял и перестал. И в животе противно сосало что-то. Не могут же они его просто так сейчас взять и убить, правда? Поэтому Кузин не дергался, дисциплинированно ждал. А чего дергаться? Бесполезно.
Низко нагнута голова, почти уткнулась в землю. Рассмотрел, как полз по травинке муравей, тащил рыжую хвоинку, и травинка сгибалась под его тяжестью. Интересно, а сколько муравьи живут?
Наконец, прибалтийский голос сказал:
- Все, можно.
Никиту быстро подтолкнули к краю оврага, он заглянул внутрь, где лежало несколько десятков тел в различных позах. «Это что, они все мертвые, что ли», - изумился Никита.
Выстрела он не услышал.
УССУРИЙСК, ГРАНИЦА С КИТАЕМ, 1923
Китайский пограничник, кутаясь в тулуп, еле спасавший от пронизывающего ветра, всматривался в рощу на той стороне просеки, которая вот-вот должна была скрыться в сумерках. Русские не появлялись. Ну, это все равно. С одной стороны. С другой – проводник обещал, что заплатят они камушками удивительной прозрачности, а вот это упустить было обидно. У него в Харбине дядя ювелир, обещал дать хорошую цену, если камни окажутся тем, чем обещали.
А всего и делов-то – встретить группу русских, которым нужно пересечь границу по просеке, разделяющей два государства. У них там все время какие-то революции. То одни были у власти, потом другие, теперь вот пришли третьи. А вторые от них бегут. Голову сломишь. Переводить через границу – дело привычное, не первый раз оттуда бегут, дай бог не последний. Так хоть концы с концами свести можно, платят хорошо.
Китаец надвинул лисью шапку поглубже, постучал друг о друга обшитыми оленьей шкурой сапогами, перехватил винтовку. Ну, и где эти русские? Скорей бы, пока не замерз окончательно.
С той стороны показались темные фигурки. Китаец пересчитал – пять, как и договаривались. Наконец-то! Пограничник снова перехватил винтовку, достал фонарик и собрался было подать сигнал. Но в это время раздался резкий свист и крики – наперерез перебежчикам бросились несколько вооруженных человек:
- Стой! А ну, стой! Кому сказал!
Пятеро побежали, пытаясь быстрее пересечь широкое пространство. У них была хорошая фора, видно было, что преследователям их догнать не удастся. Тогда те начали стрелять. Вот глупые! Как в такой темноте попадут?! И зачем насильно держать тех, кто не хочет с тобой жить? Отпустили бы всех с миром, да зажили бы спокойно, без врагов. Хотя нет, наверное, русские тоже любят камешки, тоже хотят немножко хороших денег. Поэтому специально никого не пускают, чтобы платили им тоже.
Э, так дело не пойдет! На всех камушков может и не хватить. Китаец сунул фонарик обратно в карман, приподнял винтовку, прицелился. Надо помочь беглецам добраться до него, а то получится, зря он тут на морозе столько времени простоял, продрог весь. Снял варежку, подышал на ладонь, ухватил свой «маузер», - умеют немцы делать оружие! - и прицелился в черные фигурки, хорошо видные на снегу даже в сумерках.
Один из перебежчиков вытянул руку в направлении преследователей, сверкнуло, грохотнуло, но и сам тут же споткнулся, всплеснул руками, выронив револьвер, упал, смешно дрыгнув ногами.
Спутники кинулись к нему. Преследователи приближались к ним, кричали, раздалось еще несколько выстрелов. Упала еще одна фигурка, но тут же вскочила и снова бросилась к лесу. Смотри, какой живучий! Еще и за руку тянет кого-то. С тем, кто упал, остались двое, преследователи вот-вот до них доберутся. Убегавшие остановились, повернулись, раздался истеричный крик:
- Маша! Клава! Быстрее! Это – всё!