- Но есть тут одна загвоздка. Константина Алексеевича в свое время исключили из партии, и теперь, чтобы снова встать в ряды партийцев, ему нужна рекомендация. И не формальная бумажка, а рекомендация старых испытанных товарищей. То есть, нас.
Старший неожиданно улыбнулся.
- Какие будут мнения?
- А пусть расскажет, как он в Китае вместе с беляками оказался! – неожиданно злобно выкрикнул кто-то.
Мужчина с васильковыми петлицами встал, оправил гимнастерку.
- В Китай я бежал, спасаясь от расстрела.
- А почему в Китай-то? Не мог бежать к нашим?
- Не мог.
- Почему?
Мячин-Стоянович помолчал и быстро заговорил:
- Можно подумать, что для присутствующих это какая-то тайна. Бежать к своим я не мог, потому что белогвардейская контрразведка выпустила за моей подписью воззвание к красноармейцам с призывом переходить на сторону Комуча[3].
- Что такое "Комуч"? – шепотом спросил Кузин у коллеги. На них обернулись.
- Комитет учредительного собрания, эсеры и меньшевики. Потом расскажу! – так же шепотом ответил Финкельштейн.
"Беляки, в общем", - понял Кузин.
- А ты такое воззвание не подписывал? – язвительно спросил бритый.
Стоянович задумался, нервно потеребил край скатерти.
- Подписывал, - неохотно признал он и торопливо продолжил. – Но это было частью задуманного плана.
- Да какого там плана! – махнул рукой вопрошавший. – Сказал бы прямо: проявил трусость и предательство и перешел на сторону белых…
- Стоп! – воскликнул "гулаговец". – Никакого предательства не было! Была остроумная разработка, которую мы придумали с Андреем…
- С каким Андреем?
- Со Свердловым. У Якова еще с подпольной работы была кличка "товарищ Андрей". Так вот, я должен был завоевать доверие эсеров, пробраться в Комуч и вести там подрывную работу.
- А на хрена ж ты при этом воззвание-то к красноармейцам писал? – не унимался вопрошавший.
- А что бы ты на моем месте сделал? – в свою очередь резко поинтересовался Стоянович. – Перед тобой стоит выбор: или тебя расстреляют как провокатора – и ты провалишь все дело, или ты жертвуешь во имя революции своим добрым именем и спокойно ведешь подпольную работу. А я ее вести умею, вы знаете.
Один из сидящих кивнул: мол, знаем.
- Я, естественно, выбрал второе. Дело революции важнее личного.
- Ну да, - неожиданно съязвил бритый. – То-то ты сразу в Китай свалил!
- Да не сразу! – раздраженно ответил Стоянович. – Сразу! Они мне все равно не поверили. Арестовали, отправили в Челябинск и сдали белочехам. На расстрел.
- Ну, и что ж тебя не расстреляли?
- Да лучше бы расстреляли, чем вот так вот сейчас стоять перед старыми боевыми товарищами и бесконечно оправдываться. Ты, Филин, думаешь, это легко? Доказывать, что ты не предатель, не враг, что ты не сдал своих товарищей, что никто из-за тебя не погиб, что из-за чудовищного стечения обстоятельств ты ничего не успел сделать во имя победы нашей революции. Легко, как думаешь? А скрываться чуть не 10 лет в Китае – легко? А отсидеть за преступления, которых не совершал – легко?
- Ладно тебе скулить. Гимназистка какая-то, - старший явно злился и был не расположен к старому соратнику. А Кузину Стоянович-Мячин неожиданно понравился. Искренний товарищ. Хотя, конечно, перейти на сторону белых… Но ведь симпатичный мужик-то. А вдруг и впрямь разведчик? Так тогда он просто герой!
- Как же ты из-под расстрела ушел?
Гулаговец как-то сдулся.
- Жена выкупила.
- Как выкупила?
-Так выкупила. Взятку дала следователю контрразведки. Он и написал, что меня расстреляли. По всем документам я числился покойником.
- Надо же, какие добрые следователи работали у чехов в контрразведке! – язвительно протянул мужчина, сидевший у окна. Кузе он показался знакомым, но он никак не мог вспомнить, где его видел.
Стоянович сверкнул на него глазами.
- Добрые? Да уж, добрые. Если бы они узнали, что я не просто красный командир, который перебежал на их сторону, а командующий фронтом…
- Да какой ты, к свиньям, командующий! – возмущенно крикнул сидевший у окна. – Ты ж все дело провалил к чертовой матери! Я тебя, засранца, в Уфу зачем послал? С девками гулять? Или с беляками воевать, фронтом командовать?
- Фронтом? – Стоянович злобно впился в него взглядом. – А ты, Николай Ильич*[4], подумал, какими силами я буду этот фронт создавать, а? Армии набирать? Дивизии? Полки? Из кого? Ты мне что дал, кроме поручения? Мандат? Вот и получили мы вместо важнейшего фронта твою подпись на бумажке да мой наган.
- Работать надо было, - проворчал Николай Ильич. – А не блядовать. Ладно, мы с тобой еще тогда поняли, что целый фронт создать не удастся, но ведь армия-то у тебя была!
- Этой "армии" и на полк не набрать – тысяча штыков без малого, смех один!
- Ну да, ну да. Какому-то паршивому Комучу собрать боеспособную армию удалось, а комиссару из Совнаркома - не удалось!
- Да что ты несешь-то? И им не удалось! Нагнали пять сотен при двух орудиях – тоже мне, армия!
- Вот ты и попал! У них пять сотен, а у тебя – тысяча! И не справился? При таком-то перевесе?