– А еще с ним Пригрев, его постельничий, пойдет да княгинина девка, – добавил Близняк.
– Постельничего пусть забирает, а девка княгине здесь пригодится, – ответил Святослав, не без зависти рассматривая жеребца.
Он уже видел Величану и даже почувствовал ревность. Много хочет старый пень – такую деву с собой на тот свет утянуть! Довольно с него жеребца!
Это же самое он сказал Чудиславу, когда несколько плеснецких бояр пришли узнать порядок погребения.
– Но княгиня была взята с таким рядом, что… – Чудислав, хоть и не желал зла молодой госпоже, испугался нарушения уговора. Мертвых обманывать опасно, особенно таких могущественных. – С Унемыслом луческим было у них положено…
– С Унемыслом я еще поговорю! – Святослав уперся рукой в бедро. – Пусть только посмеет на глаза мне явиться! Я уж с него спрошу – как он решился без моего совета дочь выдавать!
– Так отец он ей… – растерялся Чудислав.
– А я отец ему! – уверенно заявил молодец, годившийся луческому князю в сыновья. – И все, что он без моей воли сотворит, не больше чиха заячьего стоит!
Бужане переглядывались, пораженные этими речами. А не меньше того – тем, что на престоле, где пятьдесят лет сидел их князь, с годами все больше походивший на скрюченный пень, вдруг водворился молодой голубоглазый красавец. Обликом будто молодой Перун, внезапно павший с неба им на головы…
В тот же день Чудислав отправил гонца в Луческ. Святослав предвидел, что кто-то из здешних бояр это сделает, и послал на Горину за тремя сотнями оружников из стоявшей там тысячи. Не то чтобы он боялся Унемысла луческого – собственного данника. Но не мешало напомнить, почему тот должен бояться его.
Когда стемнело, Лют снова вошел в клеть. Долго колебался перед этим, но образ Величаны, полумертвой от отчаяния и всеми покинутой, грыз его изнутри куда сильнее, чем боль собственной раны.
В клети две лучины освещали вытянутое тело на полу, на носилках, по пояс укрытое плащом. Величана все так же сидела на ларе – настолько неподвижная, безжизненная, что в первый миг Люту показалось, что она тоже умерла. Будто исходящий от тела Етона мертвящий холод уже завладел и его юной вдовой.
– Вставай. – Лют взял ее безвольную руку и поднял на ноги. – Не всю же ночь ты с ним сидеть собралась.
– А как же… – начала Величана, которой казалось, что во всем мире для нее сейчас нет другого места.
– Спать иди.
– Куда?
– В избе твоей Олег Предславич, но ты его не бойся. Он человек добрый, ради своей дочери пожалеет и тебя.
Но и доброте Олега Предславича Лют не настолько доверял, чтобы покинуть Величану. Люди Святослава располагались на Етоновом дворе где кто хотел, и никому не было дела до того, что Свенельдич-младший спит на полу в княгининой избе, возле лежанки с резными столбами, где устроилась, переменив греческое платье на простое шерстяное, сама Етонова вдова. С ней лежали две ее служанки – их обычные места на лавках занял Олег Предславич и кто-то из его гридей, остальные похрапывали на полатях и на полу.
Несмотря на слабость из-за раны и усталость, Лют спал очень плохо. Против воли ловил настороженным слухом всякий звук в избе и во дворе. Участь Величаны не давала ему покоя. Тень старого мужа еще нависала над нею, но и тот, в чьей власти она теперь оказалась, не внушал Люту радостных надежд. Он уже по опыту знал, как мало Святослав считается с судьбами даже близких людей, если полагает, что они стоят у него на дороге.
Назавтра Величана снова отправилась в клеть к телу. Олег Предславич разговаривал с ней сочувственно, и впрямь, видимо, вспоминая свою дочь, чью участь тоже решили против ее воли. После беседы с ним и уверений Люта Величана уже и не знала, на каком она свете и куда лежит ее путь. Она так свыклась с мыслью о скорой смерти, что теперь ей казалось, будто в последний миг ее решили не брать в давно условленную поездку и у нее вдруг оказалось очень много ничем не занятого времени. Собираясь на тот свет вместе с мужем, она не приготовила себе «печальной сряды» и теперь могла надеть лишь простое платье из серой шерсти, в каком по утрам обходила хозяйство и раздавала уроки челяди. Ее обычные советчицы, Катла и Говоруша, не показывались, челядь ходила крадучись, хозяйство шло все вразброд… Лют приносил ей хлеб и кашу из того же дружинного котла, откуда питался Святослав с ближиками, но Величана с трудом заставляла себя поесть.
Ближе к вечеру ее потребовал к себе новый князь.
– Пойдем, княгиня. – Болва, присланный за ней, как самый учтивый в ближней дружине Святослава, почтительно поклонился. – Князь видеть тебя желает.
Величана провела руками по лицу и встала. Она и прежде не раз слышала эти слова, но нынешнее «князь» теперь означало совсем другого человека. С немалым трудом она приладилась к прежнему господину, и вот теперь все переменилось.
Ну она сейчас и хороша – бледная, глаза опухли, голова болит от недосыпа и тревог. Как ни близка была ее душа к Нави, а в мыслях мелькнуло: не хочется выглядеть страшилом в глазах молодца, который останется жить и ее такой запомнит.